– Так…

– Я бы хотела уточнить: какой бюджет нам выделила школа?

– Это можно.

Лидия Петровна поднялась со стула, подошла к шкафу и вытащила толстую папку. Полистав минуту бумаги, она нашла нужный документ.

– Вот. – Она ткнула пальцем в напечатанную цифру. – Тридцать тысяч.

– Все-таки тридцать?

Лидия Петровна показал Ане документ.

– Да, все-таки тридцать, – повторила за собой Некрасова.

– А зачем тебе? Что-то не так?

– Подскажите еще, а Володя Палкин, президент школы, всю сумму забрал?

– Так точно. – Она перелистнула страницу и показала Ане следующий документ. – Вот, написано, что выдана вся сумма.

– Просто он нам сказал, что получил только пятнадцать тысяч.

– Да? – удивилась Лидия Петровна. – Ну, оговорился, наверное. Он парень хороший, грамотный.

Она поставила папку на место.

– Слишком много оговорок, – пробормотала себе под нос Некрасова.

– Что говоришь?

– Ничего, Лидия Петровна. Можно еще печенье у вас взять?

– Да, бери, конечно! – Она радостно протянула Ане пиалу.

Некрасова взяла еще пару печений, попрощалась и вышла.

Глава 7

– Следующая композиция будет исполнена специально для наших одноклассников из десятой школы, – объявил в микрофон Саша Рихтер. Несколько подростков, которые стояли позади основной группы слушателей, откликнулись веселыми возгласами.

Субботним вечером городской парк походил на улей, только вместо пыльцы прохожие носили мороженое и банки с газировкой, а вместо жужжания издавали многоголосый, бессвязный и непрерывный гул. Народ всех возрастов наслаждался обычной для ранней осени теплой погодой. Старики играли в нарды на лавочках у фонтана, родители водили детей на карусели, подростки собирались около кафе и магазинов. «Пятая колонна» обеспечила музыкальное сопровождение. Ребята на минивэне Макарова привезли в парк инструменты и заняли мощеную площадку под рослыми дубами. Им хватило трех песен, чтобы собрать перед собой несколько десятков слушателей. Громкие аплодисменты после каждой песни привлекали еще больше людей.

Позднее парни стали замечать в толпе учеников и учителей из школы. Кто-то слушал пару песен и уходил, другие задерживались надолго, присаживаясь на лавочки либо на лужайку. Из знакомых лиц дольше всех слушала Некрасова: Аня одной из первых заметила группу, когда они еще только настраивали аппаратуру, после чего уже не отходила и прослушала все песни.

– Пацаны, ну вы даете! – После очередной композиции к группе подошел коренастый мужчина с красным лицом и круглым животом, обтянутым фанатской футболкой «Спартака». – Как вы называетесь?

– «Пятая колонна», – ответил Рихтер.

Спартаковец в голос рассмеялся. От него пахло спиртным. Мужчина достал бумажник из заднего кармана брюк и вытащил купюру – две тысячи рублей.

– Держите, братцы. – Он сунул купюру в руку Рихтеру.

– Спасибо, – смутившись, сказал Саша.

– На инструменты вам. – Спартаковец забрал купюру из руки Рихтера и засунул бумажку ему же в нагрудный карман джинсовки. – Не потеряй.

– Сережа, оставь мальчиков в покое.

Мужчина обернулся на голос жены и, пошатываясь, пошел за ней.

«Пятая колонна» сыграла еще несколько песен. Стемнело. Зажглись фонари – они прятались в густой листве дубов, их ветви отбрасывали на группу пеструю тень.

Звучный свист сбил музыкантов и не дал начать очередную песню.

– Эй, пацаны! А что-нибудь нормальное сыграть можете, а не эту херню?

Слушатели оглянулись – компания молодых людей собралась метрах в пятидесяти от импровизированной сцены. Рихтер пригляделся к ним и узнал того, кто стоял впереди и обращался к группе. Это был высокий парень с короткой стрижкой и угреватым лицом, одетый в черную спортивную куртку и синие джинсы, испачканные чем-то вроде смазки или машинного масла. Его звали Кир, он был ровесником Рихтера. Саша знал его – учился с ним в начальных классах в четвертой школе, когда жил с родителями в районе у пивзавода. Потом семья Рихтера переехала ближе к центру, и Саша перешел в «десятку». С тех пор о Кире он знал только по слухам: шугает ребят на районе, последний отголосок гопоты нулевых, несколько раз его забирала полиция за драки и мелкие кражи, но до колонии он пока не допрыгался.