Озеро, скрытое под кроной, было больше, чем казалось снаружи. Оно поражало воображение удивительной лазурью, походя больше на гладко отполированное зеркало, чем на поверхность воды. Я медленно опустился на травяной ковер, проведя пальцами по грани берега и воды. По руке пробежал приятный холодок от соприкосновения с живительной влагой.

– Почему же ты такое холодное, Озеро? – обратился я к новому знакомцу, как к некогда близкому другу.

– Оно всегда холодное. Даже летом, – чужой, незнакомый голос вывел меня из естественной эйфории.

Я весь сжался, ожидая удара в спину или петли на шее. Резко развернувшись, я огляделся, но за спиной лишь мирно покачивались ветви ивы.

– Тут подземные родники, поэтому и вода холодная. Купаться, даже летом, нельзя. Ноги сводит так, что можно утонуть. Вот и весь секрет, – вновь услышал я спокойный, задумчивый голос.

В этот раз я все понял и поднял глаза. На толстой ветке, болтая ногой, сидел черноволосый мальчик лет десяти. Он даже не смотрел на меня, полностью поглощенный своим занятием. В его руке, подобно бабочке, порхал нож, умело обтачивая деревянную заготовку. У мальчика это получалось настолько ловко, что я не мог отвести взгляд, наблюдая, как из бесформенной деревяшки проступают очертания борта кораблика.

Заметив мой неподдельный интерес, парнишка, сдув непокорную прядь, что так и норовила закрыть ему левый глаз, ловко спрыгнул ко мне на землю. На парне была серая льняная рубаха, подпоясанная обычной пеньковой веревкой, и штаны, закатанные до колен. Через грудь была переброшена простая холщовая сумка. Оценивающе осмотрев меня, он смело протянул руку.

– Меня зовут Юго.

– А меня…

– Вас зовут Рос. Я уже знаю, – в голосе этого мальчишки чувствовалась вековая мудрость.

– Подслушивал? – решил я подколоть его.

– Нет. В этом нет смысла. Для этого созданы младшие сестры, – он звонко рассмеялся, вновь превратившись в маленького непослушного ребенка.

Я, глядя на него, тоже не смог сдержать улыбки, которая переросла в искренний смех. Мне показалось, что белки и птицы смеялись вместе с нами, а старая ива весело качала веточками, поддерживая наше безудержное веселье. Ветер трепал волосы, а вода холодила ступни, накатываясь на берег.

Подобно бризу, смех стал затихать, оставив нас в штиле безмолвия. Ненадолго, ведь мальчишка явно хотел меня спросить о чем-то, но не успел.

– Ловко ты с ножом обращаешься. Папка научил? – взял я инициативу в разговоре, и парнишке не оставалось ничего, кроме как идти в моем фарватере.

– Не. Сам. С малышней скучно, со старшими… не берут. Вот и начал вырезать, – он вытянул из кармана несколько свистулек и фигурок животных.

– Ого! Да ты мастер! – рука сама собой потянулась к игрушкам на детской ладони.

Но Юго, быстро сжав их в кулак, отправил свой скарб обратно в сумку, переброшенную через плечо.

– Хотите, я Вас научу? – улыбнувшись, спросил он.

– Конечно. Но боюсь, что мои пальцы не такие ловкие, как твои, – я выставил перед собой ладони, покрытые множеством шрамов и морщин.

– Это ничего. Главное усердие. Папа Грох всегда говорит, что талант – лишь малая часть успеха. Куда важнее упорство на пути к цели.

Наблюдая за мальчишкой, за его мимикой и жестами, я все больше и больше вдохновлялся его запалом. Я искренне поверил в то, что смогу овладеть этим мастерством, пусть и не на таком уровне, как он.

– Но, у меня нет ножа, – безуспешно дал заднюю я.

– У меня есть, – на свет из сумки появился маленький нож и лег мне в ладонь.

Я покрутил его в руках, пристально изучая. Толстое короткое черное лезвие выходило из простой деревянной рукояти. Дерево было темным, а местами виднелись пропаленные проплешины. Судя по всему, рукоятку обжигали над обычным костром. Пара позеленевших медных колец и заклепок, говорили о том, что Юго редко использовал этот нож, в отличие от отполированной рукояти его любимого инструмента, что сжимали детские пальцы.