– Ничего… Ничего… Ничего не осталось! Все… Все… Все отобрали, – причитала тьма, бродя у самых стен бесформенными тенями.

Несмотря на поражение, она знала, что через недолгий срок пламя ослабнет, и она вновь коснется своего любимого. Хозяйка чувствовала тьму в его груди, слышала зов и не могла отступиться. В этом мужчине хранилось семя, которое он берег для нее. Именно оно породит ту жизнь, которая вырвется из этой ловушки.

Но, всему свое время. Нужно лишь оторвать взгляд монаха от света и обратить в тьму. У нее это получилось один раз, когда он дрогнул. Получится и снова. Но, в этот раз, тьма не упустит своего. Проникнет в него, заполнит полностью и получит заветное семя. А пока, нужно ждать.

Тьма решила немного отвлечься и сыграть со стражником в игру. В ту самую, которой лет больше, чем сотворенному богами миру. Она старше самих богов. В нее играли свет и тьма на скорлупе первого Змея, рисуя узоры судьбы его мира. Этой же игрой, они провожали его в последний путь, ожидая прихода его дитя.

Тьма и свет переплелись, и в тот же миг; прекрасные рисунки появились на стенах камеры. В вихре их танца возникали образы рождения и смерти, танцев и битв, дружбы и вражды. На одной стене, большой сильный олень щиплет высокую траву, не подозревая, что его окружает стая поджарых волков. На другой – прекрасная дева плетет венок из полевых трав, укладывая его на голову суженного. Вот храбрый отец бросается в горящий дом, спасая детей и жену от неминуемой гибели в жерле яркого огня. А вот вор под покровом тьмы выносит из бедного дома последние ценности, обрекая мать и ее детей на голодную смерть. Свет и тьма – лишь инструменты в руках тех, кто творит добро или зло. Ночь приносит покой, а свет – бодрость дня. Ночь порождает жизнь, но и забирает ее. Свет дарит силу урожаю, но может и погубить его. Странник, бредущий по жаркой пустыне под палящим солнцем, мечтает о спасительной тени, но ночью разводит жаркое пламя, чтобы не замерзнуть в ее объятьях. Все это – танец, игра, что началась задолго до появления миров, а стихнет лишь тогда, когда исчезнут свет и тьма.

За дверью раздались шаги. Тьма встрепенулась и замерла, затаившись, подобно хищнику. Свет свечи склонился в сторону двери, почувствовав приближение свежего воздуха, так необходимого для роста. Оба ждали. Но, в этот раз, хозяин не спешил отпирать запоры. Подобно кошке, он терся о дверь, точил когти о прочный камень, но не заходил. Пленница и страж знали того, кто там, за дверью. Но если первая ждала его со страхом, то второй – с надеждой.

Монах не шевелился. В глазах плясали огни, которые не потушить ни одной тьме, а на груди, в открытой ране, кипела та, кого не смог бы развеять даже самый сильный свет.

Звякнули ключи. Заскрежетал замок, поддаваясь напору стального стержня. Засов, тихо скрипнув, подался в сторону, давая возможность открыть хозяину некогда запертую дверь. Тьма сжалась в комок мышц, готовясь распрямиться, подобно хищной спирали капкана. Свет же, замер по стойке смирно, готовясь встретить гостя, как полагается верному стражу и слуге – с почтением. Лишь мужчина продолжал сидеть спиной, оставаясь безучастным перед лицом того, кто повелевал тьмой и светом.

Дверь распахнулась. Свет ударил в камеру, отталкивая пленницу к стене и напитывая стража новой силой, дабы сохранить баланс.

Одинокий рассветный лучик коснулся моей заросшей щеки, подсказывая, что начался новый день. Хотелось отмахнуться, повернуться на бок и продолжить спать. Мне нужно увидеть того, кто может, лишь одним своим присутствием, напугать тьму и вдохновить свет.