Капитан не отвечал и лишь всматривался в темное небо в проеме потолка. Но квартирмейстер не унимался:

– И ты рассчитываешь на широкую огласку… А ведь как пить дать – его товарищи теперь по кабакам пустят слухи об увиденном.

–… Сам видишь, как у них все заведено – звериные же законы. А я вроде бы как и от присяги не отклонился, и человека не убил. Не знаю, поймут ли такой мой ход…

Фаусто кивнул.

– Ты прав. Нам придется принимать новые правила игры, Витал. – только сейчас квартирмейстер заметил, как в мочке капитана тускло мерцала новая серьга в виде небольшой жемчужины. – Что это у тебя в ухе? Никогда не замечал за тобой склонности к таким вычурным цацкам. Вот уж теперь точно – вылитый пиратский король… или как там они называются?..

Было нечто в единственном взгляде Витала такое, что вдруг заставило Фаусто замолкнуть.

– Это память.

– О ком?

Ответа не последовало.

– О. Ну раз все так секретно, я избавлю тебя от расспросов.

– Премного благодарен. А теперь, Фаусто, давай на покой, будь так добр. Завтра у нас намечается кое-что интересное…

Тугой ветер свистел в ушах и обдавал запахом соли со слабыми нотками кофе.

Согласно копии накладной, что наводчик наспех передал Виталу, судно, груженное кофейным зерном, обещало неплохой навар и добычей служило легкой. То что надо для новичков. При этом – какая удача! – корабли сопровождения вооружены не были.

За наводкой последовали понимающая улыбка, панибратский хлопок по плечу и снисходительное «дело плевое, братан, втянешься».

Риски потерпеть фиаско на первой же вылазке казались ничтожными даже для команды первоходов «Крылатого Марлина».

…На торговом судне «Дельфина» прямо по курсу уже явно поняли что к чему, но белого флага не вывесили. Значит надеялись уйти. Или готовились отражать нападение.

Строевая колонна «Крылатого Марлина» шла на всех парусах, и узел за узлом неминуемо настигала добычу. Судя по просадке по самую ватерлинию, трюмы «Дельфины» были забиты до отказа.

Витал уже знал, как «Крылатый», теперь легкий, быстрый, все тот же, но совсем иной, будет ломать линию построения то бакштагом, то оверштагом, то снова бакштагом; знал, как заиграют орудия нижнего борта «Фурии»; знал, как «Лентяй» будет идти борт-в-борт, внаглую повторять цепочки уворотов, изматывать вражеского штурмана.

Знал, и какие разговоры будут среди экипажа «Песков», вцепившегося в фальшборты, и как ребята станут вырывать друг у друга подзорные трубы, чтобы не упустить ни мгновения их новой жизни.

Затем последует расстрел оснастки, и вот уже тогда, на сниженной маневренности, он и приступит к абордажу.

Неспешно, как к хорошей трапезе.

– Абордажные крюки приготовить!

– Да, капитан!

Вокруг тяжело забегали и загромыхали. Самбуки, затейливые лестницы для преодоления абордажных сетей, уже подпирали борта каждого из четырех кораблей, готовые длинношеими головами взмыть с палуб в сторону противника.

Парочка юнг была тут как тут. И каждое их телодвижение выражало вящий энтузиазм.

Особенно когда согнутая в три погибели Дафна пыталась приподнять над палубой тяжеленный крюк.

– Даже не думайте! – Виталу было решительно некогда вступать в разъяснительные беседы.

– А чо нет-то?!..

– Вы оба! Оставаться на палубе «Крылатого»! Прикрываете с борта! Я кому сказал?!

Возразить они не посмели – дисциплину теперь нарушать не решался никто – но нытье и переругивания все же стихли в плохо скрытом недовольстве.

Отчаянный вопль Лукаса, громкий стук стали по древесине, виноватая рожица Дафны – и капитан закатил глаза. Это действительно ему не мерещится и Мармышка только что уронила абордажный крюк товарищу на ногу? Он со вздохом проводил взглядом хромающего и стонущего Лукаса, которого с виноватым видом вела под плечо Дафна.