Вот как бы ещё вспомнить, что произошло? Так… надо двигаться в обратном порядке. Сейчас больница, трубка, адская боль в горле, запах гари в носу. Вот. Это ключевое. Запах гари. Раз он есть, значит и огонь где-то был и дым, соответственно. И тут накатило. Вспомнилось, как сами по себе рассыпались по полу и полкам горящие свечи, как капал воск с одной из них, опрокинувшейся на бок, и чёрные густые капли летели на пол. Как упала свеча на подол Вероникиной сорочки и под рыжим огнём тлела выбеленная ткань. Вспомнилось, как она, напуганная и ошалевшая от ужаса, пыталась сбить огонь ладонями, а потом, плюнув, подхватила Веронику под мышки, потащила прочь. Вспомнилось, как стремительно распространялось пламя, как заволакивало дымом помещение, как накатывала паника, казалось, что всё, не выбраться уже. Как хотелось бросить Веронику и бежать самой, ведь она же вовсе не причём, это подруга затеяла ворожбу, но нет, не могла Регина бросить её, понимала, что эта смерть на её совести мёртвым грузом повиснет, тащила, упиралась, рыча от натуги и бессилия…
Регина открыла глаза, обвела взглядом, насколько это возможно сделать не шевелясь, помещение, похлопала ладонью по кровати. Тут же рядом возникла медсестра. Посмотрела на неё, улыбнулась радостно и кинулась в коридор, врача вызывать.
Трубку из горла вытащили, но говорить Регина по-прежнему не могла, воспалённое горло, будто посыпанное горячим, сухим песком саднило, распухший язык отказывался шевелиться во рту. Но спросить было необходимо.
– Вероника, – прохрипела она. Сама себя не услышала, но медсестра, занявшая свой пост рядом с ней, как-то догадалась.
– О подружке спрашиваешь?
Регина слабо кивнула.
– Так у нас она. В ожоговом. Ты в реанимации, она в ожоговом, – и, заметив недоумение во взгляде пациентки, пояснила, – Уж не знаю, что там у вас произошло, но у неё ожоги всего лишь, да и то, не очень сильные, а вот тебе повезло меньше, ты надышалась угарного газа. Сутки ты у нас, даже чуть больше. Боялись, что вовсе не проснёшься…
Глава 7
Ничего-то у Варвары не получилось. Хотя нет, не так. Приворот получился, да ещё какой! Вот только дар, обещанный бабкой Валентиной так и не объявился. И как Варя жалела о том, что в тот злополучный день выбор неверный сделала! Предпочла дару, открывающему множество путей и возможностей, банальные чувства.
Первое время она, конечно, как на крыльях летала, мчалась на свидания к Игнату по первому зову. Обо всём забыла и обо всех. А ведь в деревне ничего-то не скроешь, правда прёт наружу как дрожжевое тесто из кадушки, не удержать. Вроде и хоронятся ото всех в лесу, Игнат под обрывом знатную землянку соорудил, тёплую, надёжную, да только всё равно углядел кто-то дымок, поднимающийся ввысь, да не где-то – в лесу, там, где без костра ему быть не положено, да и полюбопытствовал, не поленился спуститься и, отогнув полог, заглянуть внутрь.
– Матерь божья! – вырвалось у путника, но двое у костра, слившись в объятиях, даже не услышали его возгласа, не до того было, – Срам-то какой, – бормотал невольный свидетель их страсти, взбираясь на холм, – Стыдобища!
И поползли по деревне слухи. Люди осуждали, люди шептались за спинами и с откровенным презрением отворачивались от Варвары. Нарочито, всем своим видом показывая, что говорить, да и знаться с ней не желают. А вот Игната не осуждали, жалели даже. Почему? Люди лишь плечами пожимали, задумывались. Чёткого ответа не находил никто. Разве что, сам Игнат.
– Околдовала ты меня, – говорил он, с тоской глядя перед собой. – Так околдовала, что душа рвётся, как подумаю, что разлучиться придётся. Волком завыть хочется.