– Что это за «демонстрация»? – спросила она, когда Александр повёл её к местам в первом ряду.

– Терапевтический сеанс, – ответил он. – Очень особенный сеанс. Пациент добровольно проходит процесс освобождения от ограничивающих структур личности. Вы увидите настоящую трансформацию – не на уровне симптомов, а на уровне глубинной идентичности.

Что-то в его словах заставило Елену похолодеть. «Освобождение от ограничивающих структур личности» звучало как эвфемизм для… чего? Промывания мозгов? Глубокого психологического воздействия?

– И пациент действительно добровольно согласился на публичную демонстрацию такого интимного процесса? – спросила она с профессиональным скептицизмом.

Александр усмехнулся:

– В «Пандоре» понятие добровольности имеет… особый оттенок. Скажем так: часть личности пациента жаждет этого освобождения больше, чем воздуха.

Они заняли места, и Елена почувствовала странное оцепенение. Она должна была встать и уйти, должна была позвонить в полицию, должна была как-то отреагировать на всё происходящее. Но вместо этого она сидела, завороженная, словно часть её действительно хотела увидеть, что будет дальше.

Это действие препаратов? Или моё собственное тёмное любопытство?

Свет в зале потускнел ещё больше, оставив ярко освещённой только центральную платформу. Савченко вышел в центр круга, и его фигура в тёмном костюме казалась вырезанной из тени.

– Дамы и господа, – начал он. – То, что вы сейчас увидите, находится на переднем крае психологической науки. Мы называем этот процесс «катартической реконфигурацией личности».

Елена вздрогнула. Этот термин… Много лет назад она использовала его в своей дипломной работе – концепция, которую она разработала, но от которой впоследствии отказалась из-за этических соображений.

– В основе метода лежит простая, но революционная идея, – продолжал Савченко. – Личность не является монолитной структурой. Это скорее совокупность паттернов, субличностей, которые могут быть перестроены в новую конфигурацию. При этом часть нежелательных паттернов может быть деактивирована, а часть желательных – усилена.

Елена слушала с нарастающим ужасом. Она узнавала свои собственные идеи, но искажённые, вывернутые, доведённые до крайности.

– Наш сегодняшний пациент, – Савченко сделал жест рукой, и боковая дверь открылась, – страдал от глубокого внутреннего конфликта. Творческая личность, неспособная реализовать свой потенциал из-за сексуальной обсессии, поглощавшей всю психическую энергию.

На платформу вывели молодого мужчину. Елена ахнула, узнав его.

Кирилл.

Её пропавший пациент шёл неестественно прямо, как марионетка на нитях. Его лицо было расслабленным, почти безмятежным, но глаза… глаза были пустыми, лишёнными всякого выражения, как у человека под глубоким гипнозом.

– После серии терапевтических сессий, – продолжал Савченко, – мы достигли значительного успеха. Обсессия была купирована, а творческий потенциал высвобожден. Однако оставалась проблема интеграции новой личностной структуры, и именно этот финальный этап вы сегодня увидите.

Кирилла подвели к центру платформы и усадили в кресло, оборудованное странными датчиками. На его голову надели нечто, напоминающее электроэнцефалографический шлем, но с дополнительными элементами, назначение которых Елена не могла определить.

– Многие из вас, вероятно, знакомы с методикой символического отражения, разработанной нашей талантливой коллегой, доктором Северовой, – при этих словах Савченко жестом указал в её сторону, и Елена почувствовала на себе множество взглядов. – Мы применили её принципы, но расширили инструментарий, добавив элементы нейробиологической стимуляции и фармакологической поддержки.