– О, да! Ты успел понять ромеев, даже не выучившись говорить на их языке. – Ингвар пытался съязвить, но Рори уже слыхал это от него добрую сотню раз.

– Я выучил «налей мне выпить» и «плачу серебром», знание этих колдовских слов отлично помогало мне чувствовать, что жизнь не проходит мимо!

Рори подвинулся ближе Ингвару; остальная молодёжь давно потеряла к ним интерес, многие уже начали устраиваться на ночь. Солнце закатилось, и на лес, словно капюшон синего плаща Одина-странника, опустилась ночь.

Ингвар взбодрился и уже не избегал разговора с Рори:

– По-моему, самый необъяснимый дурак в нашем мире – это ты. Нужно постараться, чтобы среди всего, что мы видели в городе, разглядеть только выпивку да продажных девок!

– Просто я не такой впечатлительный, как ты, да и меня не таскал всюду с собой толстый ромейский купец. Так или иначе, даже если представить, что копание в этих знаках не свернёт окончательно твой беспокойный разум и ты не станешь таким, как те миклагардские мудрецы, я не уверен, стоит ли этот навык таких стараний.

Ночной воздух постепенно остывал, Ингвар поёжился и закрыл ноги плащом.

– Ну, ты не хуже моего знаешь, что это может пригодиться в ведении дел с ромеями, да и в прочей торговле… и если…

– Слушай, я тебя знаю, – Рори опёрся спиной на ствол дерева. – И знаю, что ты учишься не для базарных дел, разве не так? Ты любишь многозначительно вздыхать про свои вопросы и убеждён, что ответы отыщутся именно в этих пыльных свитках. Ты, конечно, как хочешь, но у меня от них только кашель и глаза слезятся…

– Мы всё время ищем ответы на какие-то вопросы, так чего плохого, если поискать их и там?

Рори полагал, что он не из числа тех, кто легко распаляется в споре, но раззадорить своего более серьёзного друга было его излюбленным развлечением, поэтому он продолжал:

– А почему ты считаешь, что те тощие старцы, что просиживают свои задницы в каменных башнях, знают об этом мире больше нас с тобой? Ведь мы видим волны, что стелются под борта наших драккаров или падают сверху на наши головы. Мы вдыхаем запахи трав и цветов, которые никогда не будут сохнуть в их душных комнатах, едим дичь, сочную или сухую – неважно, зато в краях, которые даже не снились ни им, ни их таким же скучным учителям и ученикам… Пока они пялятся в книги, мы по-настоящему пробуем жизнь, хотя её стряпня и не всегда приятна на вкус. Чему нам у них учиться-то?

– Взгляните-ка на него! Хорошо сказано! Жаль, что ты не умеешь писать, возможно, те самые тощие мудрецы в башнях разбирали бы и твои закорючки в свитках! – со смехом сказал Ингвар.

– А что толку, если ты-то всё равно не сумеешь прочесть!

Ингвар оставил колкость без внимания и сказал уже серьёзно:

– Знаешь, Рори, путь, который ты предлагаешь, представляется мне путём слепого или безногого по слишком длинной дороге. Глядя на моего отца и самых седых стариков нашей дружины, я понимаю: чем дальше идёшь по нему, тем меньше желания увидеть его конец и тем меньше страсть найти ответы, что важны для нас сейчас…

Рори раздражённо вздохнул:

– Для тебя важны, не для нас. Не говори за всех, друг мой.

– Ты любишь перебивать меня в самый важный момент, – Ингвар замолчал под выжидающим взглядом друга. – Словом, можно наесться жизнью хоть до колик в животе, но ничего в ней не понять, как большинство из нас и делает. Вот это и кажется мне самым обидным.

Ингвар смотрел мимо собеседника, на еле тлеющие под толстым слоем пепла угли костра. Ещё немного, и они погаснут окончательно – это будет негласным знаком, что пора отойти ко сну.

– Ну что, навестить-то в свою каменную башню пустишь меня? Духоту разогнать. – спросил Рори.