– А мои дедушка и бабушка? Какие они? – спросил Егор.

Лёля одарила чернильный мрак светлой улыбкой:

– О-о-о! Твой дед умер рано, но оставил прекрасный след после себя. Он был моим лучшим другом. А бабушка? Ну… Она… кажется угрюмой на первый взгляд, но на самом деле в её сердце много нежности.

– Почему я чувствую, что меня обокрали? – проворчал Егор. – У меня никогда не будет таких детских воспоминаний, как у вас.

– А мы создадим новые! Вот прямо сейчас! Запечатлей в памяти, как ты сидишь на обрыве, кушаешь японский суп и болтаешь с тётушкой под приятный треск хвороста. А завтра будут новые впечатления. Ладно?

Егор что-то невнятно буркнул. Откуда-то донёсся голос Семёна:

– Всё готово! Радомир, туши огонь! В путь!

Сквозь сон Егор слышал дребезжание, грохот, хлопанье дверцами и бодрый тётушкин голос. Приоткрыл глаза. Первые лучи солнца едва тронули небосвод. Тело нестерпимо болело. Хотелось вытянуться в полный рост, укутаться в пуховое одеяло и провалиться в глубокую сладкую дрёму. Но лучше вовсе не спать, чем вот так: на переднем сидении допотопного фургона.

Егор со страдальческим стоном выбрался наружу и едва не грохнулся на колени от охватившей мышцы судороги. Однако увиденное заставило забыть про все недомогания. На городской площади возвышался громадный полосатый шатёр: красно-синие полоски, острые пики-башенки и фиолетовый флаг, тревожной птицей трепещущий на серо-голубом небе. Угрюмый Радомир молотом вбивал в землю металлические колья, и тканевые полотнища постепенно натягивались и лишались глубоких морщин. На яркой, подсвеченной лампочками вывеске сияло незнакомое для Егора слово – ПАНОПТИКУМ. Открытие в 10.00.

А вокруг просыпался город. Сонные дворники шкрябали вениками тротуары, редкие автомобили разрезали утренний туман фарами, а где-то очень далеко лязгали контейнерами мусоровозы. Лёля чем-то громыхала внутри покрытого тентом кузова грузовика и одновременно ругалась с Семёном.

Егор нерешительно потоптался на месте и наконец нырнул внутрь шатра. Он запутался в складках пыльной ткани, наступил на какой-то предмет, споткнулся и, отчаянно чертыхаясь и проклиная всё на свете, на четвереньках выполз в слабоосвещенное помещение.

– Эй, кто-нибудь! Я ничего не вижу! – всё больше раздражался Егор. Он вытянул руки вперёд и сделал несколько осторожных шагов. – Прекрасная Япония, говорили они! Что это за помойка?

Внезапно ладони уткнулись во что-то твёрдое. Егор испуганно отскочил и почувствовал, как мощной волной накатывает панический ужас, а тут ещё глаза, привыкшие в темноте, разглядели высоченное существо с бугристыми мышцами, тёмной кожей и лысой непропорциональной головой.

– А-а-а! – заорал Егор, попятился назад и опрокинул то ли стеллаж, то ли скульптуру. И с каким-то первобытным страхом обнаружил, что прямо к его ботинкам прикатилась человеческая голова с рыжими волнистыми волосами.

– Да вы издеваетесь! – ещё громче завопил Егор, ринулся к выходу, но вновь запутался в полотнищах ткани. Лихорадочно высвобождаясь от мягких оков, он выскочил в небольшую светлую каморку. Там Львёнок перебирал щётки для подметания пола и бренчал металлическими вёдрами.

– Там… монстр мускулистый… голова с рыжими волосами… помогите… – с жутким перекошенным ртом тыкал рукой в неопределённом направлении Егор. Львёнок только пожал плечами:

– Мускулистый? Хм, наверное, это Скала.

– Какая ещё скала?

– Не какая, а какой. Актёр Дуэйн «Скала» Джонсон. А голова Аллы Пугачёвой. Постоянно отваливается, шея потому что слабая, – монотонно ворчал Львёнок, поправляя черенок щётки.

Егор ощущал, как по щекам текли ручейки пота, а зубы громко отбивали чечётку. В этом момент хотелось налететь на Львёнка и оттаскать того за уши.