– Уезжаем, – сказал он.
– Понятно, – сказала я.
– Ну, пока, – сказал он.
– Спасибо за продукты.
– Фигня.
Он хотел сказать что-то еще, но его отец раздраженно засигналил – вся семья уже сидела в машине. Макс махнул мне рукой и быстро пошел на своих длинных загорелых ногах.
Получалось, что я испортила наш последний вечер. Но Макс не сказал мне, что это наш последний вечер. Все казалось какой-то дурацкой ошибкой.
Намного позже я поняла, что это классическая формула, почти аксиома любви.
Голубой дог
Лет с тринадцати девочки живут в ожидании любви.
Я жила в ожидании собаки.
Помню, как шла в субботу из школы, – мы учились на шестидневке. Шла и вспоминала лица родителей утром. Как они переглядывались. Как торопливо закрывали за мной дверь. Совершенно точно, что у них была какая-то тайна. Вдруг, пока я была в школе, они поехали и купили мне собаку? Рыжего кокер-спаниеля?
Выйдя из лифта, я тихо подошла к двери. Прислушалась. Позвонила. За дверью послышалась подозрительная возня. Кто-то долго бегал туда-сюда. Потом дверь открыла растрепанная мама:
– Ой, ты уже пришла?
Мама улыбнулась. Никакой собаки не было.
– А где папа? – спросила я, хватаясь за последнюю надежду.
– Папа в душе, – ответила мама и снова смущенно улыбнулась.
Мой отец, наполовину еврей, наполовину небогатый инженер, очень любил все уцененное. После работы он отправлялся в рейд по комиссионкам. В природе не существовало сломанного или бракованного электронного прибора, который отец не мог бы починить. Наш дом наполнялся проигрывателями, магнитофонами, подогревателями и сложными электронными приборами, спасенными от небытия. У нас было даже устройство для прослушивания телефонных разговоров. Телефонный аппарат нужно было поставить на специальную подставку, и голоса начинали звучать громко, как радио. Непонятно, как с помощью этого устройства в маленькой двухкомнатной квартире можно было незаметно подслушать разговор.
В общем, не было уцененной вещи, которую мой отец не мог бы починить, пока не появился Рэдик.
Отлично помню тот теплый сентябрьский день. Помню всякое барахло, разложенное прямо на земле на старых покрывалах, и моего отца, который переходил от одного продавца утиля к другому. Мы шли и грызли тыквенные семечки.
За барахлом тянулись ряды с овощами и фруктами. Дальше продавали мясо. Кровавые шматы висели на крюках и лежали на деревянных прилавках. Дальше шли продавцы ремней, ошейников и клеток. Аквариумы. Блеклые рыбки в мутной воде. Хомяки. Свинки. Попугаи. Собаки!
Ушастые щенки спаниелей топтались в сумке, задрав мордочки и виляя хвостиками.
Отец, как и я, остановился и восторженно уставился на них.
– Папа! – воскликнула я. – Папа! – крикнула я, понимая, что и так все ясно и слова не нужны.
Хозяин поднял из сумки коричневого щенка с маслянистыми глазками. Щенок вертел хвостом и всех любил.
– Сколько стоит? – спросил отец.
Я замерла, затаив дыхание.
– Сорок, – ответил мужик.
– Сколько?!
– Сорок рублей. Отличный кобель. Родители чемпионы. Есть документы.
Это было запредельно дорого.
– А подешевле нет? – спросил отец, заглядывая в сумку. – Может, с дефектами какими-нибудь?
– Дефективных топим! – Мужик опустил щенка назад в сумку.
Мы пошли к выходу. Если отец не собирался покупать собаку, то он тем более не собирался покупать ее дорого. Вокруг копошились дворняжки и полудворняжки. Но они меркли на фоне того щенка с маслянистыми глазками.
И тут мы увидели их. Семью догов. Огромный голубой отец-дог и тигровая мать. Они величественно лежали на специальном матрасике и на фоне суетливой собачьей мелочи выглядели гордо, как львы. Они были лучше всех.