Собственно, с исторички и началась эта история. Пётр Иванович Шмелёв – мужчина не молодой. Он имеет склонность работать с постоянным учительским составом, новых людей он принимает на работу ввиду острой необходимости. Хотя против молодых наш директор ничего не имеет, и в учительской есть на ком взгляд остановить. А то и отвести его в некотором смущении. Вот уже упомянутая учительница истории – она молода и не только остра на слово. Высокая, чернобровая, черноволосая, с крупными конечностями и объемной высокой грудью, с украинскими подвижными губами, Алла Григорьевна Мельник несомненно привлекала внимание. Её уроков мальчики-старшеклассники не пропускали, да и девочки ходили к ней устойчиво, а перед этим упорно красились и подводили глазки в уборной. Не урок, а диско…

Однажды кто-то из родителей прислал в школу и в РОНО жалобу, будто бы Алла Мельник слишком вольно трактует русскую историю. Мол, если верить ей, то Наполеон пошёл на Россию не для того, что наказать русского царя и захватить Москву, а чтобы дать ей свободу. Сталин будто бы сбежал из Москвы, стоило духу немца появиться под столицей. Бдительный родитель обвинял школу не огульно, он привёл ссылки на авторитетов науки, сам подписался кандидатом наук, и требовал от директора объяснений, а от учительницы – покаяния. А только Мельник в ответ пригласила в школу знаменитого писателя Акулина. Акулин в те дни гремел. Его романы на исторические темы разлетались в книжных лавках на вокзалах, как пончики в базарный день.

Акулин оказался моложавым франтом и давним мельниковским приятелем. Он собрал полный актовый зал. Пришли учителя из соседних школ, в первом ряду было замечено районное начальство и даже жена большого дяди из городского Министерства образования. Прозаик рассказывал один за другим исторические анекдоты о глупостях и мерзостях русской власти, затем женщины дарили писателю цветы, а он был с ними галантен и ловок, как хозяин Венского бала. Кончилось тем, что автора письма заклеймили ретроградом, а Аллу по очереди похвалили жена Минобразования и директор. Шмелев даже пригубил при всех её румяную щёчку.

А Алла Григорьевна та ещё была революционерка. Когда в школы поступила разнарядка на слияние, она чуть ли не на баррикады звала учителей и родителей. Этим она приобрела горячих сторонников, и даже из тех, которые раньше проявили сочувствие к ретрограду. Впрочем, до баррикад не дошло. Пётр Иванович от слияния с районкой отбился, кому-то из своих прежних товарищей пролив на плечо скупую слезу, а кому и тростью надавив на мозоль. Старый хитрый кот-Бегемот. Да, до баррикад тогда не дошло, но когда на школы спустили новые правила заполнения отчётных документов, и когда учителя снова взвились в праведном гневе на чиновников, чёрная грива Аллы развивалась впереди всех школьных недовольных. Вот тогда и случилось, что для неё Константинов стал гением зла и объектом недобрых ее острот. А дело было в том, что словесник при кажущейся рассеянности отличался тщательностью заполнения журналов и прочего хлама. Он вовсе не роптал на это дело, которое по справедливости среди учителей считается занятием скучным, бюрократичным, а в сумме – по большей части бесполезным. Он писал себе и писал, почерком с ровным наклоном. По букве «р» можно было вымерять угол в семьдесят градусов… Он идеально заполнял свои бумаги, а если кто-то из коллег попросит помочь, то и тому он заполнит под диктовку, хоть в пяти экземплярах. Вот такой-то покорности Алла Григорьевна никак не смогла и не пожелала терпеть. В учительской ей без труда удалось создать компанию пересмешников. Константинов замечал это и даже защищался, только по-своему.