Очередь за Устиновым, его выстрел. Щитом немигающих, лунных, как у хаски, глаз математик отражает молнию, направленную в него Аллой. И находит хирургический ответ. Чем она язвительнее, тем он – холоднее. Немец устроен так-то и так-то, потому-то и потому-то.

А француз – вот так. И про это еще такой-то монах писал, в шестнадцатом веке от рождества Христова. А Ватикан – извечный враг православия, направил такого-то кардинала туда-то с такой-то целью, и в результате – майдан. Что и требовалось доказать. Ч.т.д. – так у нас, математиков, ставится в спорах и в дуэлях точка…

И вот ещё что. Не одним лишь словом, но делом Устинов взялся установить свою «гегемонию»[4]. Он вызвался вести факультатив.

А надо знать, что у Шишкина есть конёк, конек нашей школы, ее «фишка», так сказать. Это – факультативы. Каждый учитель ведет какой-нибудь факультатив. Но того, что организовал новенький, у нас еще не было – факультатив не по алгебре, не по геометрии, а по НВП, то есть по начальной военной подготовке! Откуда-то он достал автомат со сточенным бойком и мальчишки потянулись в класс. Тут снова родители устремились в школу, кто к Устинову, а кто – прямиком к директору.

В самом деле, нет такого в других школах. С незапамятных времен нет. И не надо бы? К чему это приведет? Наши дети и так напуганы, они плохо спят, у них нарушен аппетит, они хотят мира. Пусть те, кто за это деньги получает, защитят родину.

Смущение усиливалось тем фактом, что, как выяснилось, на новый факультатив имеется благословение самого Петра Ивановича, и даже не одно благословение, а жаркое сочувствие. Убеждая одну из мамочек, он проговорился в сердцах, что сам послужил Родине – с большой буквы – в Афганистане и пора бы всем вспомнить, кто тут зачем и кто кому Вася… Мамочка не поняла, всплакнула даже, замыслила впасть в истерику, но папочка побагровел, супругу «устаканил», а перед Шмелевым извинился. После этого инцидента поток жалобщиков иссяк…

А что же Константинов? Появление таких двух противников у Аллы Григорьевны, как Розенберг и Устинов, могло бы облегчить положение словесника, но вышло иначе. Да, поначалу два Фёдоровича сошлись, и даже обнимались на людях. Географа, оказавшегося невольным свидетелем этой нежной сцены, покоробило, как Устинов чистой щекой касается клочковатой бороды Константинова. «Странно это. Странно, как молоко с огурцом», – вот так передал своё впечатление Образец. Затем их стали видеть вместе в столовой, за одним столиком, втроём с Розенберг. Это никого само по себе не удивило. «Спелись, что и требовалось показать… Тварь дрожащая тянется к тем, кто решил, что право имеет», – выдавила яда на новый альянс Алла Мельник. Поначалу ее не поддержали, но немного времени прошло, как учителя насторожились. Они стали отвлекаться от еды ввиду непривычных звуков, которые раз за разом оглашали столовую. То словесник раздражался широким смехом, клочковатым, как его борода. Что уж его так смешило в рассказах новых приятелей? Однажды на большой перемене физик решил к ним подсесть со своим подносом. Макароны по-флотски, компот, а в компоте, весьма вероятно, растворен сорокапроцентный универсальный компонент. Физик подсел в настроении посмеяться вместе, но… даже компота не допил, так и отправился на свой урок озадаченный. О том, что же было, он наотрез отказался говорить. Зато секретарша директора проговорилась, будто бы Устинов – это протекция Константинова. Тот, оказывается, как-то пришёл к директору, когда место «дважды два» освободилось. Тут уже в лагере Аллы всякие возникли кривотолки, а Алла снова взобралась на своего конька. Вот они, нравы духовных людей и наших патриотических знатоков Европы. Пидо-гоги. Фарисеи. И бессемейность нашего Константинова, и его походка от бёдер и дебелость и диета, как у тётки. Не упустила Алла и культурного аспекта, – тягу, так сказать, к тонким сферам, предынфарктное состояние от крепкого оборотца в учительской. Ну, точно, женская натура. Да еще любовника себя выписал из Германии под маскировкой ура-патриота. Алла Мальник – как мексиканский кактус. Если уж выпустит из себя цветок, то на всю длину, если уж уколет, то насквозь. «Так бы ничего зазорного, мы же не против, но это фарисейство»…