Передряги и тяготы дороги разом схлынули, на один вечер уступив место веселью. Корчма наполнилась звуками смеха и оживленной беседы.

В самый разгар пиршества входная дверь распахнулась и в зал вошел невысокий, светловолосый мужчина, одетый в белую рясу. На его толстой шее, ниспадая на заметно выпуклое брюшко, болтался увесистый железный медальон.

Уверенной, твердой поступью он зашагал к трактирщику и тихо перекинулся с ним парой фраз.

Хозяин, в сопровождении новоприбывшего, подошел к столу, за которым ужинали гости:

– Прошу прощения, что отвлекаю. Разрешите представить вам светлейшего отца Хораса, жреца двуликого Бога Улу.

– Благодарю тебя, Расмус. – жрец небрежно дотронулся до локтя трактирщика, приглашая его вернуться на место.

Светлейший отец Хорас пододвинул к столу стоящий рядом стул.

– С вашего позволения. Не помешаю? – жрец окинул взглядом присутствующих и после недолгой паузы, не встретив возражений, уселся рядом.

– Конечно нет. Присаживайтесь, светлейший. – с запозданием среагировал Коэн.

– Спасибо. Какими судьбами пожаловали в наш забытый богами уголок? – полюбопытствовал Хорас.

– Идем в Даград. Хотим наняться на службу к лорду Вильфреду. – на ходу сочинил Коэн.

– Светлейший отец, а разве боги забыли ваш уголок? Двуликий Улу похоже приглядывает за деревней. – вмешалась в разговор Лиара.

– А кто такой Улу? И почему он двуликий? – бесцеремонно спросил Стиг.

– Стиг, это невежливо… – начал было Коэн.

– Все в порядке, ваша непросвещенность объяснима. Лжебоги затуманивают разум всем живым существам. – прервал его жрец. – Бог Улу двуедин и вездесущ, он белое и черное, свет и тьма. Он все то добро и то зло, что есть в мире, он и есть Мир. Тот кто верует, смиренно следует его заповедям, – добро и в конце пути будет вознагражден. Тот кто отрицает его, поддается богомерзким страстям, – зло и будет страдать до скончания времен. Все души отправляются к Улу.

– Обжорство – богомерзкая страсть? – поинтересовался Коэн косясь на Стига, который под шумок успел умять половину пирога.

– А если мы вообще о нем не слышали, то что будет с нашими душами? – пробубнил Стиг, пропустив мимо ушей замечание друга.

– Вся жизнь – дорога к Улу. Пока вы живы, у вас есть шанс встать на путь истинный и принять его в сердца свои. – терпеливо ответил Хорас.

– Ну раз время еще есть, тогда мы подумаем об этом позже. – Альдо наскучила проповедь, и он не собирался этого скрывать.

– Никто не хочет узреть темную сторону двуликого Улу. Поверьте мне. – светлейший отец недобро улыбнулся, но тут же овладел собой. – Однако не будем об этом. Вы должно быть устали с дороги и не готовы к теологической полемике.

– Не, к полемике не готовы. – беспардонно прочавкал Стиг, утомленный наставлениями жреца. – Вы, светлейший, лучше расскажите где все местные, почему по домам хоронятся?

– Местные люди богобоязненные, не хотят без дела сновать по улице и гневить Улу. После захода и до восхода солнца время смутное. Когда человек дома, его поступки благочестивы, даже если мысли порочны. Когда же человек на воле, как зверь дикий, то думы нечестивые обретают жизнь. – Хорас сердито зыркнул на гнома.

– В общем запретный распорядок. – заключил Коэн.

– Нет. Люди вольны выходить, когда заблагорассудится. – раздраженно прогнусавил жрец.

– Почему тогда не выходят? – насмешливо спросил Коэн.

– Потому, что никто не хочет узреть темную сторону Улу. – скрипнув зубами, напомнил Хорас.

– А что случается с теми, кто увидел темную сторону? – равнодушно осведомилась Лиара.

– Тебе лучше этого не знать, дитя мое. – жрец зловеще сверкнул глазами.