Издевательства длились еще минут двадцать точно. Перемещаясь по кругу, от одной крысы к другой, Хортенсия Обри зверски калечила скованные тела, упиваясь криками, ругательствами и стонами боли. Она метала ножи, отрезала пальцы и снимала скальпы. Ее руки были испачканы по локоть в крови. В воздухе витал запах железа и мочи. Но она продолжала ходить по кругу, бездумно верша свою казнь. Пока в какой-то миг ей это попросту не надоело.

– Ладно, пристрелите несчастных, чтобы не мучились, – снисходительно бросила она Леону, который стойко продержался на ногах и с каменным лицом во время издевательств.

Она вновь ушла в каюту и уже там услышала три последовательных выстрела. Квартирмейстер собственноручно застрелил измученных людей, наконец подарив им долгожданную смерть.

Пока сама она, делая жадные глотки рома, представляла, сколь ужасно она выглядит в глазах команды. Но ничего. Она ведь этого и добивалась. Добивалась того, чтобы ее считали бездушным монстром. После всего произошедшего никто даже не будет считать иначе.

Сейчас ей было тяжело собирать себя по частям. Вновь напоминать себе, что она еще может потягаться с госпожой Судьбой и умаслить госпожу Фортуну. Заставить их встать на ее сторону. Вырвать зубами свою должность и продолжить начатый четыре года назад путь.

Нужно лишь стать чуточку храбрее. И перестать лгать. Так просто. Так сложно.

Сложно стать смелой, будучи трусихой. А она всегда ею была. Глупые бравады не делают тебя храброй, как и книги не делают человека умнее. Ведь, если ты не умеешь извлекать пользу из любого полученного опыта, то ты навсегда останешься глупцом, не видящем дальше своего носа.

Совершив так много отчаянных и глупых поступков, Хортенсия Обри осознавала то, насколько отвратительной она стала, ступив на этот путь. Как из страха потерять влияние бездумно косила жизни людей, забыв о милосердии. Она всегда считала, что власть можно удержать лишь силой и страхом. И вот это обернулось против нее самой. Завело ее в темную камеру собственного корабля. Пленница на «Свободе».

Дверь в карцер со скрипом ключа отварилась и, перекрывая собой тусклый свет, в проеме показалась Адель. Уже второй раз за этот странный день. Может, Леон сжалился и решил все же выделить немного еды для Чайки? Было бы славно. Желудок противно сводило от голода. А вот пить совершенно не хотелось. Понимая, что, попав в штиль, сияние и жар солнца усилились в тысячу крат, жаля своими лучами всех, кто бродил по палубе, она была искренне благодарна за прохладу камеры.

– У тебя появился шанс наладить отношения с командой, – фраза, которую обронила старпом, заставила капитана встрепенуться, поднимая на нее непонимающий взгляд. Николас, не сводящий глаз со своей тюремщицы, благоразумно помалкивал. – Выходи.

– Куда? – только и спросила Обри, но сама быстро поднялась на ноги, даже не отдав себе отчета в том, что была готова пойти на что угодно, лишь бы люди, утратившие ее доверие, вновь обрели его.

– Отправимся на охоту. Солнышко обнаружила тушу акулы неподалеку, надо взять мяса.

– Вместе?

Но Кидд ничего не ответила, молча выпуская Обри из камеры, а после закрывая ее. Чайка поняла, что никаких ответов сейчас не добьется от подруги. И уж тем более она не узнает, как Бернадетте, ее бойкой мисс, пришла в голову эта безумная мысль. Моряки ведь не едят мясо акул. Что же она предложила Леону в обмен на его согласие?

Было странно теперь подниматься наверх. Минуя пустой кубрик6 с подвесными гамаками, мидельдек7 с его застывшими подвесными столами. Ноги, будто бы чужие, неохотно преодолевали ступеньку за ступенькой. Левой. Правой. Левой. Правой. Ей вспомнилось, как она проводила тут экскурсию для Бернадетты. Как та впервые, по незнанию, наступила на ее могилу воспоминаний. Как Хор и сама поняла, что ей становится чуточку легче от того, что она позволяет аристократке раскапывать ее прошлое, выпытывая, если не самые сокровенные детали, то определенно интересные моменты.