– Это как вопрос: в чем разница между эротикой и порнографией? – усмехнулся Сашок. И сам же на этот вопрос ответил: – Эротика – это искусство, а порнография – это жизнь! – Он вставил кассету в видеомагнитофон.

Приятель в это время откупоривал вторую бутылку водки.

– Слышь, – поинтересовался он. – И как это пахан разорился для нас с тобой на пару бутылок «Финляндии»?! Если честно, ума не приложу…

– Одно из двух: или это дополнительная плата за толстуху, – предположил Ванчура.

– Не может такого быть, чтобы Мох хоть копейку переплатил!

– Верно смекаешь… значит, эту вроде как финскую водку он гонит на своем подпольном заводике.

– А за что он ее решил… того? – поинтересовался Сашок как бы между прочим. – Не платила, что ль?

– Язык распустила. Говорит, «чего это я должна всякий раз на стадион к тебе таскаться? Твоим бандитам, так прямо и сказала, деньги мои нужны? Вот пускай сами за ними и приходят». Дура. Мы и пришли.

– Как думаешь, сколько нам за нее Мох заплатит?

– Вообще-то Мох – мужик правильный, он платит всегда, но не думай, что он нам, как заезжим киллерам, пятьдесят косарей отстегнет. Мы же и так у него на работе. Или у нас есть выбор, где вкалывать? – Ванчура потянулся к наполненному стакану. – Ты сам подумай, что бы мы с тобой делали, если бы не пахан? Тихо-мирно глядели на свои старые спортивные рекорды: ты – на своем коврике, я – на нарах бы загорал… Или думаешь, нас бы кто на этот завод взял? Это раньше там деньги гребли. А сейчас там никому ничего не нужно!

После этих слов Сашок приподнял стакан и заявил:

– За твое надвигающееся повышение, друган! Ты-то меня потом не забудешь? А вдруг пахан решит тебя в Москву посыльным пристроить?! Было б не плохо. А что до стрелок… ну, поднатаскаешь меня. У тебя-то вон, язык просто так не болтается, в отличие от моего. Я спьяну и сдури и глупостей могу наболтать. В общем… за твое… и здоровье тоже!

– Спасибо, братуха! – согласился Ванчура, опорожняя стакан с водкой. – Ты тоже, блин…

Не успел он закончить мысль, как свет в комнате несколько раз моргнул.

– Во, блин, – продолжил бандит. – Эти рыжемордые прихлебаи сейчас запросто могут вырубить свет. Схожу-ка, пошукаю, может, у пахана, где свечи завалялись. А то мне что-то не совсем спать хочется, да и пахан… Припрется, а мы тут седьмые сны зыркаем.

Он встал и уставился на подоконник, на котором бездейственно лежали два автомата.

– Ты че, Ванчура? – прошептал Сашок. – Может, с тобой мне пойти?!

– Не… – буркнул Ванчура. – Я не про тебя сейчас подумал. Что-то на душе у меня совсем как-то муторно. Не пойму что это, но, блин, словно кошки скребутся. Пригляди за стволами, пока я за свечками схожу…

Сашок остался один. Чтобы хоть как-то скоротать время, он встал и открыл створку «горки».

– Да, блин, – прошептал он. – Мне б так, как пахан, жить.

На одной из многочисленных полок он увидел небольшую стопку фотоснимков. Не долго думая, бандит прихватил их и, отойдя к окну, стал молча рассматривать фотографии. На нескольких фото был запечатлен сам отец нижнереченской братвы – вор в законе Мохов и по совместительству глава администрации, человек, который постепенно подбирал под себя весь Урал, а значит, и власть над страной. Да, далеко собрался идти – никому его не остановить. Да и какие люди с ним повязаны! Вот Мохов в окружении красивеньких дамочек в каком-то, по всей видимости, московском ресторане; а вот…

– Ни фига себе, – буркнул Сашок. – А что Мох делает в обществе президентского зама?..

Не успел он закончить начатую фразу, как свет снова заморгал и сделался каким-то болезненно-желтым. Бандит покосился на автоматы.