– Марк, говорят, вы писатель известный, – произнес Даниэль, юный бариста кофейни, с неизменной улыбкой водружая на столик перед Марком чашку крепкого кофе, с густым кремом. Каждое утро Даниэль, совершая священнодействие, готовил для Марка особенный напиток, рецепт которого знал лишь он, и подавал лично, с трепетной деликатностью. Марк, с легкой иронией в голосе, запретил Даниэлю официозное обращение по имени-отчеству, предпочитая простоту имени, звучавшего из уст юноши как знак особого расположения. Даниэль же, напротив, ловил каждую возможность обменяться с этим, по его мнению, очаровательным и располагающим к себе стариком хотя бы парой фраз. «Стариком», как иронично именовал себя Марк, хотя в глазах Даниэля он был молод душой и походил скорее на мудрого волшебника, нежели на утомленного годами старца.

– Кто так говорит? – спросил Марк, отпивая глоток ароматного напитка.

– Странные люди, – задумчиво произнес Даниэль, словно смакуя это слово. – Уже несколько дней заглядывают в кофейню, и вопрос у них один и тот же, как заученный текст: «Знакомо ли мне ваше лицо?»

– И что им от меня нужно? – Марк приподнял бровь, проявляя легкое любопытство.

– Сначала, признаюсь, испугался, – Даниэль понизил голос, будто раскрывая тайну. – Забеспокоился о вас, подумал, не ввязались ли вы в историю недобрую. Но потом пригляделся к спрашивающим, и бандитами их не назовешь, да и на полицейских не похожи. Решился, осмелился задать прямой вопрос. Так и спросил: «А зачем он вам?»

– И что же они ответили? – Марк подался вперед, внимая каждому слову.

– Ответили, что вы писатель известный, ведущий жизнь отшельника, ни с кем не желающий общаться. «Это его право, – продолжил Даниэль, цитируя свои же слова, – жить в уединении или выставлять напоказ каждый свой вздох. И если он не ищет общения, на то есть причины. Разве это преступление?» – спросил я.

– И что же они?

– «Нет, – ответили они, – но есть профессии, требующие открытости. Выходя на публичную арену, нужно подчиняться ее законам». «Если мы говорим об одном и том же человеке, – сказал я, – то с трудом представляю, что он может быть кому-то чем-то обязан. Это не про него». Вот так им и ответил, – закончил Даниэль с гордостью в голосе.

– Ты лучше любого адвоката, – Марк усмехнулся, оценив находчивость юноши.

– Так что же получается, Марк, вы аскет, известный писатель?

– Даниэль, взгляни на меня, – Марк обвел взглядом кофейню, словно ища подтверждения своим словам. – Похож ли я на отшельника?

– Совершенно нет, – уверенно ответил Даниэль, – а вот на известного писателя… весьма вероятно.

– И что в итоге ты ответил? – Марк рассмеялся, развеивая напряжение. – Знакомо лицо или нет?

– Я подумал, что лучше будет солгать, – Даниэль понизил голос до шепота. – Раз уж вы не хотите ни с кем общаться. Не сказал им, что вы каждый день к нам заходите. Лишь обмолвился, что знаю вас, что иногда вы у нас бываете.

– И с чего ты взял, что речь обо мне? – Марк вопросительно посмотрел на баристу.

– Они мне показали… странную фотографию, – Даниэль запнулся, подбирая слова. – Там вы были… молодой, но я сразу вас узнал.

– А что не так было с фотографией? Что странного? – заинтересовался Марк, подавшись вперед.

– Очень необычно. Одежда, по-видимому, средневековая на вас была, и взгляд… очень строгий. Я вас с таким взглядом… с трудом представляю. Осмелюсь предположить, что это был театральный костюм. Может, сцена из спектакля. В молодости вы были актером, Марк?

– Марк… дай мне руку, – темнота окутывала все вокруг, густой, липкий туман, Лина, дрожа от внутреннего холода, прошептала, скорее выдохнула, – я словно слепая в этом мраке. Куриная слепота… она крадет у меня мир, оставляя лишь чернильную пустоту.