Не понимаю… Я ничего не понимаю.

Спустя две недели

Меня выписывают домой. Наступать на ногу все еще больно, да и врач не рекомендует. Придется побыть забинтованной еще минимум неделю, а то и больше, и ходить на костылях. За это время меня никто не навестил. Хотя мне казалось, что в балетной группе у меня есть минимум одна подруга или хорошая знакомая, но она прислала лишь короткое сообщение с вопросом: «Ты как?» и, получив в ответ смайлик, больше не объявлялась.

Анна Евгеньевна тоже не приходила, более того – у нее отключен телефон. Из новостей я случайно узнала, что председатель «SS Group» улетела в Италию на важные переговоры. У моей приемной матери огромный бизнес по производству женской одежды. Начал его ее покойный муж, но высот достигла именно она, своими амбициями и стремлением вечно карабкаться на вершину.

Именно благодаря матери ни я, ни Глеб никогда ни в чем не нуждались. Нам покупали брендовую одежду, самую новомодную технику, водили только к высококачественным специалистам. А Глеб так вообще периодически уезжалучиться в разные крутые школы заграницей. Дни без него для меня были раем, но стоило ему вернуться, как жизнь в прекрасном особняке превращалась в адский котел.

Однако, несмотря на богатство, я так и не смогла завести друзей. Наверное, потому что в какой-то момент зациклилась на желании доказать матери, что она не ошиблась в выборе приемного ребенка.

Анна Евгеньевна забрала меня в начале мая и сразу передала в руки педагогам, которые должны были подготовить к поступлению в училище по направлению «искусство балета». Туда принимали как раз после четвертого класса и мой возраст идеально подходил.

В детском доме у нас был балетный кружок. Так уж совпало, что одна балерина решила заняться благотворительностью и каждое воскресенье проводила с нами уроки. Я стала лучшей ученицей, хотя особо не стремилась к этому. Мне просто нравилось растворяться в музыке, парить, делать разного рода трюки и садиться на шпагат.

Однако милое хобби, которое теперь превратилось в серьезное спортивное направление, принесло стресс, раздражительность и зацикленность. Мама растила свою копию, убивая по крупинкам мою индивидуальность. Идеальная. Лучшая. Всегда первая. Вот какой я должна стать, чтобы соответствовать ожиданиям.

И первое, чего, как оказалось, мне не хватило, это правильного веса. Для балета он был неприемлемым. Ростом на тот момент я была метр сорок, а весила тридцать три килограмма. В приюте многие говорили, что это нездоровая худоба, и только приемная мать утверждала, что по нормам балетного училища это перевес. К моменту поступления мне пришлось похудеть до двадцати шести килограмм и привыкнуть постоянно считать калории, когда садилась за стол.

– Это тебе нельзя, – говорила мама, контролируя мой рацион в первые недели.

– Но я… хочу кушать. – Я искренне просила съесть больше, чем полагалось. Никогда раньше у меня так не обострялось чувство голода, даже в детском доме нас кормили чаще и больше.

– Выпей воды.

Она забирала у меня из-под носа тарелку и выбрасывала еду в урну. Вырывала из рук фрукты после одного или двух кусочков, говоря, что в них содержится ненужный сахар. Однажды одна из служанок тайком дала мне банан, за что ее уволили, а потом запретили всем подкармливать будущую приму балета. Так мать называла меня. На этих словах ее глаза загорались небывалым блеском, и в какой-то момент я тоже, видимо, заразилась этим желанием. Мое сердце вспыхнуло яркой звездой. Оно требовало большего. И я побежала сломя голову за мечтой, которая принадлежала не мне.