Поднявшийся сильный ветер погасил все огни и Дюма со своими спутниками вернулся на берег.

Побывав в последующие дни на мусульманском празднике в честь Шаха-Хусейна, осмотрев дворец Шаха-Аббаса II, совершенно заброшенный и пустынный, некогда считавшийся шедевром арабской архитектуры XVII столетия, и осмотрев Волчьи ворота – «странное отверстие, образовавшееся в скале и выходящее на долину», 11 ноября 1858 года наши путешественники покинули Баку и двинулись к Шемахе. По дороге они встретили офицера, выехавшего навстречу Дюма из Шемахи по приказу местного вице-губернатора. К полуночи они приехали в Шемаху, где им был приготовлен уютный особняк с ужином, ожидавшим их на столе.

На следующий день Дюма, конечно же, обошел базар, полюбовался на немногочисленные шелковичные деревья и был приглашен на танцы трех местных гурий, которые, впрочем, не произвели на него впечатления.

Следующим городом, где остановились путешественники, была Нуха. Город напоминал Кизляр по бесконечным бесчинствам, творившимся круглые сутки. Вечером Дюма и Муане, побывав на народном празднике, увидели человеческую голову, нанизанную на палку. Эту голову принес нукер, по приказанию офицера Бадридзе, высланного с группой милиционеров охранять порядок на празднике. Убит был лезгин, и его-то голову и прислал Бадридзе, докладывая, что он хорошо несет службу.

Из Нухи путешественники поехали к Царским Колодцам – русскому военному лагерю, где начальником был полковник граф Толь – командир Переяславского полка. Графу Дюма рекомендовал генерал князь Дондуков-Корсаков, прося показать замок царицы Тамар, и Толь, конечно же, выполнил просьбу генерала – своего начальника. Однако, как достаточно скептически и резонно заметил Дюма, «как в Нормандии все древние замки приписываются Роберту Дьяволу, так в Грузии все подобные древности приписываются царице Тамар. Таким образом, в Грузии можно насчитать до полутора сотен царских замков, которые превратились в наши дни в жилища орлов и шакалов… Замки царицы Тамар встречались нам чуть ли не на каждой версте».

Через двое суток, миновав виселицы с трупами двух повешенных в мешках, наши путешественники «вдруг вскрикнули от радости: на краю дороги, в глубине пропасти бушевала Кура; сам же город, расположенный ярусами по склонам горы, спускался до дна пропасти с домами, похожими на стаю распуганных птиц, которые расселись где и как попало… Наконец, мы были в Тифлисе».

Французский консул в Тифлисе барон Фино сразу же выступил в роли гостеприимного хозяина. Дюма отправился с ним в первый же вечер в театр, поразивший писателя своею отделкой. «Начиная с самого вестибюля, – писал Дюма, – я был поражен простотой и в то же время характерностью орнаментов: можно было подумать, что входишь в коридор театра Помпеи. Наконец, мы вошли в зрительный зал. Зал – это дворец волшебниц – не по богатству, но по вкусу; в нем, может быть, нет и на сто рублей позолоты, но он – один из самых прелестных залов, какие я когда-либо видел за мою жизнь».

Дюма восхитился театральным занавесом, который был сотворен прекрасным художником князем Гагариным, чей талант по мнению Дюма не уступал Рафаэлю или Рубенсу. Увидев росписи Гагарина в Сионском соборе, Дюма вновь назвал художника «великим».

На следующее утро Фино заехал за Дюма и, забрав его из гостеприимного дома Зурабова, где писатель остановился, отправился на знаменитый тифлисский базар, а оттуда к наместнику на Кавказе, генералу от инфантерии, князю Александру Барятинскому. Князь вручил Дюма два письма к нему от Евдокии Ростопчиной, которая в 1841 году провожала на Кавказ Лермонтова, описала это в письмах и прислала их в Тифлис, для передачи Дюма. Там содержались любопытные сведения о дуэли Лермонтова с Мартыновым и приводилась такая оценка его: «Пистолетный выстрел похитил у России – во второй раз – одну из самых дорогих ее национальных знаменитостей. Всего прискорбнее было то, что смертельный удар был нанесен на этот раз дружеской рукой… Напрасно свидетели пытались уладить дело: в него вмешалось предопределение. Лермонтов не хотел верить, что сражается с Мартыновым. „Неужели, – сказал он свидетелям, когда они передавали ему заряженный пистолет, – я должен целиться в этого молодого человека?“