Христианское вдохновение, таким образом, раскрывает внутренне дух Христа и, таким образом, дает нам новое сердце и делает из нас новые создания. Это самая существенная и важная часть христианства, однако именно эта часть христианства наименее известна и ценится. Сколько догматиков борются за доктрины; сколько церемониалистов серьезно относятся к формам; сколько добросовестных христиан стараются усердно исполнять свои обязанности; – для одного духовного христианина, чье христианство состоит в том, чтобы жить в духе, чтобы он мог ходить в духе!

Одной из причин этого, по-видимому, является преобладание ложных взглядов относительно природы христианского вдохновения. Его считали совершенно отличным по своим законам от другого вдохновения, как произвольное влияние без законов или условий. Теперь, фактически, вдохновение христианина, хотя оно отличается по своему предмету от вдохновения поэта, покоится на той же умственной способности и имеет аналогичные условия. Условие вдохновения поэта заключается в том, что, любя внешнюю красоту естественного мира и добросовестно изучая его истину, он должен затем держать себя готовым, в сильном желании, увидеть внутренне идеальную истину и идеальную красоту. И поэтому христианин, веруя во внешнего Христа и любя его, держит себя в ожидании внутреннего откровения того же Иисуса в его прославленном и высшем влиянии. Всякое вдохновение имеет свои условия и законы. Глаз поэта, в своем прекрасном безумии, должен смотреть с небес на землю и с земли на небо. Его внутреннее вдохновение находится в строгом соответствии с его внешним занятием и его внешней верностью. Каждый человек внутренне вдохновлен, в соответствии с природой его внешней работы. Шекспир не может открыть Америку, а Колумб не написать Гамлета. И только тот, кто верит во Христа и поэтому старается повиноваться и служить ему, получает внутреннее видение его сущностного духа. Христианское вдохновение не произвольно, не неестественно, не ограничено. Это жизнь Христа, текущая неуклонно и постоянно во все сердца, которые готовы к ней, которые жаждут ее и которые держат себя готовыми принять ее.

Таким образом, мы готовы более четко сформулировать разницу между вдохновением вообще и христианским вдохновением в частности.

(а.) Эти два вдохновения похожи друг на друга, поскольку являются результатом применения одних и тех же умственных способностей, поскольку состояние ума в обоих случаях не является состоянием размышления, а восприятием; и восприятие является внутренним восприятием. Ньютон неуклонно фиксирует свой ум на запутанной математической мысли внутри, пока она не станет ясной. Мильтон фиксирует свой ум на внутреннем образе идеальной истины и красоты, пока он не станет настолько отчетливым, что он сможет выразить его соответствующими словами. Колумб размышляет над мыслью о Западном континенте, пока она не покажется ему настолько ясной, что он готов отправиться туда. И поэтому Павел и Иоанн неуклонно смотрят на Христа, сформированного внутри них, пока они не увидят ясно, какова мысль Христа относительно каждого вопроса, каждого предмета.

(б.) Оба вдохновения также схожи в том, что видимая истина в обоих случаях, по своей сути, дана нам Богом. Ибо истины, видимые Ньютоном, Мильтоном, Декартом и Колумбом, не были их изобретениями, но божественными реальностями, показанными им Богом.

(c.) В обоих случаях форма увиденной истины возникает из упражнения человеческих способностей каждого индивидуума над сущностью, данной таким образом. Ибо Павел и Иоанн, не меньше Ньютона и Мильтона, вырабатывали в своих собственных умах увиденную истину. Это очевидно из того факта, что, хотя их писания согласуются по содержанию и сути друг с другом, они отличаются друг от друга по форме и стилю. Каждый писатель Нового Завета имеет свой собственный отчетливо выраженный стиль, не только выражения, но и мысли.