Как же, однако, обидно… Как непривычно мерзко, горько и обидно на душе…

Не удержавшись, его светлость поднял взгляд к крохотному окошку под мансардой его обзорной башни, где сейчас одна деревенская дурочка уже, наверняка, строчила своему возлюбленному смертный приговор. Наверняка, думает, что «господин Дракон» пожалеет ее, отпустит, как только она сдаст подельника. Хотя, возможно, она вообще ничего не думает – такие, как она, в принципе не имеют такой привычки.

Вот только если всё же думает, то зря. Эдвин дер Ингвар не прощает тех, кто пришел к нему с угрозами и шантажом. А уж когда на кону поставлено столько жизней, то и подавно.

И нет, убивать он эту прохвостку не станет. То же мне, наказание для человечки – смерть! Что им смерть? Они и так мрут, как мухи, не успевает он оглянуться...

Ему вдруг показалось, что на фоне оконца под крышей башни мелькнуло что-то темное, и Эдвин сузил глаза, вглядываясь. Его пленница смогла дотянуться до подоконника и призывно машет ему? Но как? Разве что подвинула стол к окну… Да и зачем ей призывать его? Неужели думает разжалобить? А может, это птица какая присела отдохнуть на каменный подоконник?

Уже поняв, что ему показалось, граф продолжал пялиться в тот угол окна, где он видел движение.

– Я сломаю тебя… – процедил одними губами, прожигая башню взглядом. – Привяжу к себе, сделаю моей рабыней, лишу тебя воли… а потом сломаю, словно картонную куклу. Растопчу твою жалкую, человечью душонку, заставлю ползать за мной на коленях, умолять о внимании... Потом еще раз дам тебе надежду. И снова сломаю. И так всё время – пока мне не надоест. Пока ты не состаришься и не покроешься морщинами, так и не узнав женского счастья... А твоего дружка я… Ну что ж, надо признать – ему будет легче. Он просто сдохнет.

Небрежно вздернув рукой, Эдвин призвал магию (единственное, что у него оставалось из былого величия), и послал импульс, открывающий засовы в вольерах. Всех, включая тигровый и медвежий.

– Разбредитесь по периметру и приносите мне сведения обо всех, кто посмеет зайти на мою территорию, – приказал он, после того, как животные столпились перед верандой, задирая к нему носы. – И сделайте так, чтобы вошедший не смог повернуть обратно, как он бы не старался. Лошадей можете задрать – только поделите по-честному, между всеми… А людей гоните напрямую сюда, ко мне.

Он поднял руку ко рту, коротко свистнул, подавая зверям только им понятный знак, и они мгновенно сдернулись с места, рассыпавшись кто куда по подворотням.

Тяжело вздохнув, Эдвин побрел назад, в помещение, в свою одинокую спальню – единственную комнату по всем замке, которая оставалась жилой. Пора было немного вздремнуть перед закатом, развести огонь в очаге, выпить вина… Да и ногу осмотреть, подлечить мазями да магией. А то планов громадье, а сам еле ходит, словно и правда старик…

Уже в самый последний момент – перед тем, как дверь затворилась – взгляд его упал на висящий на стене овечий тулуп – забытый, вероятно, кем-то из конюхов лет сто назад.

Его светлость подумал… почесал в затылке… и решил, что «ломать» всё же лучше тепленьких девиц, нежели намертво околевших. Протянув руку, снял крестьянское одеяние с крюка и побрел к себе – дожидаться, пока установленный в башне магический жучок не доложит ему, что письмо юная шантажистка дописала, в нужной мере замерзла, проголодалась и ради еще одной утиной ножки готова сама раздеться и даже поплясать нагишом.

***

– Дзыньк!

Покрытое пылью маленькое окошко под потолком треснуло, жалобно звякнуло и рассыпалось по обе стороны от подоконника на очень мелкие осколки. Суровый зимний ветер немедленно ворвался в комнату и взвил кипу листов, которые мне оставил Дракон.