– Кто следующий?
– Авдотья! – сработал хор.
– Да, – подтвердила Евдокия, – я!
– Ладно: получайте. Обмоете, когда вперед ногами понесут.
– Обмоем. Всё по-людски сделам! – изрекла деснами Клавдия. – Ты не волнуйся, Фролушка.
Старик не слушал: руки ворвались в карманы… =
: ладонь правая плюхнулась на упругие бумажки;
: другая схватила жменьку монет и загремела ею;
: отвислая мотня широких брюк затрепыхала…
Перешагнув через лужи, Фрол сел рядом с чужим для этой деревушки человеком.
– Серо кругом. Неперспективная…
Иннокентий промолчал.
– Фрол, – представился дед.
– Иннокентий Цимбалист, – без интереса произнес мужчина.
– Цимбалист? – живо переспросил Фрол.
– Ага.
– Очень приятно! – скривив губы продолжил старик, и его кисть, перебирая пальцами, забегала паучком по животу. – А я баянист. Фрол – баянист.
Улыбка лизнула похмелье парня. Старик обрадовано потянул воображаемые меха.
– Честней, Иннокентий, – гармонист. Вон девки знают…
Денюшку – в карманушке
Копейка бережёт!…
Рублики считает:
На пенсию кладёт!
Денюшку – в карманушке
Копейка сбережёт!…
И!…
И!…
расстался с ней!…
Денюшка – в кармане
Из рублей-нулей!…
С пенсии – на всякий!
Чарочку – налей!…
Пожилое горло коснулось голосистого дыхания гармони.
– Утоптывались бывало… А ты в гости или по делу?
– Я мимо.
Фрол задрал ноги и бросил друг на друга сапоги: грязь плюхнулась в грязь, в которой его глаза равнодушно провожали Марту, живо шагавшую в сторону сельмага по колее.
– А цимбалист, – он на чём? – спросил дед после паузы.
– Это фамилия, – коротко швырнул Иннокентий.
– Как?!
Смех потянул к лужам кашель.
– Ты не первый, – без удивления и обиды оборвал Цимбалист Фрола.
Дед сплюнул – затих…
– Вам уже выдаёт? – задал вопрос Иннокентий.
– Пенсию? Выдаёт. Ты тоже получать? Ох и Лизка! Вредная… Любит тянуть мёртвого за… Значит, сказала, что после нас?
– Ну.
– Плохо дело. Тогда после обеда. Всегда так – натура.
Узел почтовых линий возопиил голосами.
– Вот, – уже гремят!
Фрол вцепился в атмосферу легкими, – потянул и устало бросил стылый кусок неба, – и засеменил к крыльцу…
– Проститутка! Я напишу! Изведу тебя! Никаких законов для неё! – Фаина сплющили пространство до визга. – Я сама связисткой была! Ух, ты дрянь!
– Файка! – дёрнул грубым словом Фрол. – Уйди.
– Чего тебе?
– Уйди!
– Не командуй! Сам-то расписался!
– Уйди! – гаркнул старый.
Файка отступила: вернула Фролу очки, перевернув оптикой весь серый день, – а после постигла хребет порога.
– Нехорошо, Лиза…
– Я – Эльза! – вытаращила глаза почтальонша!
– Да, я в сорок пятом, вот таких вот Эльз! Из огня на руках выносил! И не за шнапс!
– В сотый раз рассказываете.
Фрол улыбнулся.
– Дипломатничаю, дочка, – шучу…
Деньги выползли из кармана: рука старика потянула купюры к столу.
– Перепиши на неё.
– Нет.
– Лиза, – бархатом вспухли его губы, – наша гвардия небольшая, скоро все – пш-ш-ш… Внимания бы, а, Лиз?
– Внимания? А мне кто в дыре этой внимания окажет? – обнажила боль Эльза.
Дед сунул деньги в карман.
– И то верно.
Половицы заскрипели: у самой двери остановился.
– А чего парня томишь?
– Какого?
– А того, – у крыльца, – за деньгами…
– Обед у меня!
Фрол шагнул на крыльцо серого дня и угодил в дымный выдох Устиньи.
– Фу, язви вас! Чего случилось?
– Да тянут её за язык! – осудила Евдокия. – Разбирайтесь, я пошла. Пойдём, Клава.
Костыль Клавдии потоптался в грязи, столкнув землю-планету к следующей пенсии, и залез под мышку, устремив грязный нос в следы Авдотьи.
Руки Файки месили платок носовой: крошили мольбу или маты валившиеся с морщинистых губ.