Теперь я был чем-то вроде посыльного. Или, если быть точнее, мальчика на побегушках, который разносил, приносил и передавал разные послания и небольшие свёртки для Агарта, лавочников и других обитателей этого странного, затхлого города.

Наар.

Так называлось это место.

Подземное царство, как выразился Агарт, но я бы назвал его иначе – свалка, сточная яма, в которую стекалось всё лишнее, ненужное, отжившее своё.

Над нами была столица Империи, но её имя никто не называл. Стоило мне задать вопрос, как люди отводили взгляды, морщились, уходили, словно даже само её название могло навлечь на них несчастье. Всё, что я знал – где-то там, над этим вонючим подземельем, возвышалась столица, но что именно скрывалось за её стенами, кто правил ей, как жил тот мир наверху – это оставалось загадкой.

На первый взгляд, Наар был хаосом – шаткие постройки из хлама, кучи мусора, узкие проходы, непроходимая грязь, люди, живущие словно крысы в щелях между каменными лабиринтами. И всё же здесь была жизнь. Мерзкая, вонючая, лишённая надежды, но жизнь. В Нааре были лавки, рынки, трактиры, мастерские, дети, рождённые в темноте и никогда не видевшие света, торговцы, менялы, механики, алхимики, наёмники – город жил по своим законам.

Я ждал, что рано или поздно столкнусь с бандитами, воровством, насилием, но странным образом здесь не было ни грабежей, ни убийств среди своих. Наар жил по каким-то своим правилам, которых я не понимал, но которыми все здесь следовали. Не было ни патрулей, ни стражников, ни единого признака власти, но в воздухе витала дисциплина.

Кто контролировал всё это? Я пока не знал.

Агарт не был разговорчив. Та вспышка откровенности, что произошла в нашу первую встречу, была, вероятно, самой длинной беседой, которую он позволил себе со мной. После этого его речь свелась к коротким приказам: иди туда, отнеси это, приготовь ужин. Он уходил рано, если это вообще можно было назвать утром, а возвращался тогда, когда я уже спал. Я знал о его присутствии только потому, что, просыпаясь, находил новую записку с поручениями, которые выполнял в течение дня.

Сначала я боялся выходить наружу. Первый шаг дался трудно. Но когда я всё-таки сделал его, оказалось, что снаружи было проще, чем я думал. Необычно, но не смертельно. Никто не нападал, не следил, не пытался причинить вред. По улицам ходили люди, галдели, торговались, смеялись, ссорились – обычная жизнь, насквозь пропитанная грязью, но всё же жизнь.

Я не понимал. Я не знал, почему Агарт меня спас. И не решался задать этот вопрос.

Шло время, я восстанавливался, а по ночам, когда тело наконец переставало дрожать от усталости, пытался достучаться до Ира, вернуть хотя бы крошку своей силы, которая была выжжена, выбита из меня там, в казематах.

Но всё было напрасно.

Ошейник, словно чёрный замок, держал меня на привязи, не давая пробудить то, что я знал – что должно было быть внутри.

Я пытался снова и снова, но каждый раз ощущал только жгучую, ледяную боль, как если бы что-то безжалостное сдавливало горло, мешая даже мысленно дотянуться до прежней силы. Я пытался, но однажды сдался.

Теперь я не пытался выбраться, а просто выполнял поручения.

В основном я носил вещи из дома Агарта в разные части города. Иногда это были сложные металлические конструкции, форма которых казалась мне бессмысленной, иногда протезы для тех, кто потерял конечности. Когда я приносил их, получатели кланялись и благодарили, но никогда не отдавали ничего взамен.

Зато лавочники и торговцы, которым я приносил товары или заказы, вели себя иначе. Они морщились, скалились, старались что-то вернуть обратно, торгуясь, будто рассчитывали, что я соглашусь обменять их «неподходящий товар» на что-то другое. Вначале я возвращал обратно то, что мне передавали, но Агарт лишь молча смотрел на меня, долго, пристально, затем сам брал этот свёрток и относил его обратно, не говоря ни слова.