– Это теперь твоя. Здесь ты будешь жить.

С этими словами Агарт развернулся и, словно меня здесь никогда не было, ушёл в глубину своего жилища, растворился в полумраке, оставив после себя лишь пустоту и ощущение, что всё произошедшее могло быть всего лишь очередной странной игрой разума. Я не шевелился, не пытался осмыслить происходящее, просто стоял, уставившись в пространство, где он только что исчез, переваривая каждую его фразу, каждый жест, каждый взгляд, пытаясь найти в них скрытый смысл, подвох, то, чего не заметил сразу.

Он спас меня, вытащил из ямы, где я должен был закончить своё существование, купил у падальщиков, словно вещь, как ненужный, поломанный товар, но зачем? Что ему от меня нужно? Какая цена стоит за этим поступком, и когда придёт время её платить? Я не мог поверить, что в этом мире кто-то делает что-то бескорыстно, что здесь есть место помощи, заботе, милосердию.

Это не работает так.

Всегда есть плата. Всегда есть цель. Может, он ждёт удобного момента, чтобы предъявить свой счёт, может, испытывает меня, проверяет, насколько далеко я готов зайти, прежде чем услышу истинную причину его доброжелательности, а может, всё это лишь подготовка к чему-то большему?

Но почему он ведёт себя иначе?

Он не похож на тех, кто сломал меня, не похож на тех, кто наслаждался каждой секундой моего страдания, кто видел во мне лишь объект, инструмент, безвольное мясо, с которым можно делать всё, что угодно. Он не говорит загадками, не скрывает намерений за ложной заботой, не пытается заставить меня сломаться под тяжестью собственного ужаса.

Я не мог уйти, даже если бы захотел.

И не потому, что он удержит меня силой, хотя я не был уверен, что он этого не сделает, а потому что мне некуда идти. Этот мир изменился, перестал быть тем, что я знал. Я не знал, что там, за стенами этого жилища, не знал, кто правит в этом городе, какие законы здесь работают, кого нужно бояться, а кому можно доверять, и есть ли вообще смысл думать о доверии. Если это всё ещё Империя, меня поймают, опознают, вернут обратно, и тогда то, что я пережил в казематах, покажется мне милосердным сном.

Агарт казался другим, но сколько раз мне уже казалось, что кто-то другой?

Мысли клубились в голове, словно гнилой туман, спутанные, рваные, но неизменные в одном – я не мог понять, что мне теперь делать. Я не знал его целей, не знал, зачем он меня спас, не знал, какая роль мне отведена в этой новой, чуждой игре, но пока не мог сделать ничего, кроме как ждать.

Где-то на границе сознания мелькнула мысль, слабая, почти неслышная, но я не стал её отгонять.

Я всё ещё жив.

Остальное не имеет значения. Пока.

Агарт вскоре вернулся, держа в руках глиняную чашу, из которой поднимался тонкий белёсый пар, наполняя воздух терпким, густым ароматом. Он бесшумно поставил её на тот же столик, где лежала моя еда, даже не взглянув в мою сторону, будто то, что он делал, не имело никакого значения. Его движения были точными, отточенными, ни капли лишней суеты. Он сделал то, что собирался, развернулся и, не говоря ни слова, направился к двери.

Я проследил за ним взглядом, напряжённый, словно зверь, ожидающий, что его загонщик вот-вот вернётся с новой порцией боли. Агарт лишь поднял руку, постучал костяшками пальцев в верхнюю часть двери, там, где явно был вмонтирован глазок или замок, после чего что-то щёлкнуло, и он развернулся снова ушел вглубь своего жилища, оставив меня в одиночестве.

Он не пытался меня расспрашивать, не выказывал ни малейшего желания продолжать разговор, не пытался проникнуть в мои мысли, дав мне ту редкую возможность просто быть. Часть меня сжалась от напряжения, готовясь к подвоху, другая же, измотанная и разбитая, испытала пугающее облегчение.