– Иди своей дорогой, – приказал он. – Старуха занята. Вернешься, когда мы уедем.

– Она моя наставница, – резко ответила Хелльвир. – Я здесь живу. Дайте пройти.

Он оглядел ее с ног до головы.

– Хорошо, – сказал он. – Я доложу о тебе.

Хелльвир кивнула и вошла следом за ним во двор.

В доме солнечный свет, проникавший через окно, окрашивал в янтарный цвет инструменты, брошенные на рабочем столе, седые волосы Миландры и длинный предмет неровной формы, завернутый в простыни, который лежал на столе посередине комнаты. Хелльвир узнала очертания человеческого тела. От него исходил запах тления.

– Ты отказываешься помочь? – произнес суровый голос.

Обернувшись, Хелльвир встретилась взглядом с женщиной, одетой в такие же доспехи, что и воины. Она держалась величественно, но уже вступила в осеннюю пору жизни, и ее тщательно уложенные седые волосы напоминали стальной шлем. Длинный темный плащ был украшен дорогой вышивкой. Незнакомка мельком взглянула на Хелльвир и снова повернулась к Миландре.

– Я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня, ваша светлость, – ответила лекарка, взяла Хелльвир за руку и отвела ее в сторону.

На лице дамы появилось нетерпеливое выражение, словно она считала, что Миландра напрасно тратит ее время. Она протянула руку и резким движением убрала простыню. На столе лежало тело молодой девушки, наверное, ровесницы Хелльвир. Челюсть умершей была подвязана сложенным в несколько раз куском ткани. Ее раздувшееся лицо покрылось темными пятнами: она была мертва уже несколько дней, если не недель.

Запах стал невыносимым, и Хелльвир невольно прикрыла лицо рукой. Даже Миландра побелела.

– Предполагаю, что это болиголов, – сказала травница. – Или, может быть…

– Аконит. В городе есть врачи, которые могут довольно точно определить яд, и я здесь не поэтому. – Женщина не смотрела на тело; она не сводила глаз с лица Миландры. – Я слышала о тебе. О мальчике, которого ты вернула к жизни во время войны.

Хелльвир заметила, что Миландра стиснула руками спинку стула.

Старуха заговорила медленно, тщательно подбирая слова:

– Иногда, ваша светлость, дело рук искусного целителя может показаться невежественным людям чудом. Истории переходят из уст в уста и обрастают новыми подробностями.

– Ты считаешь меня невежественной?

– Нет! Разумеется, нет, госпожа…

– Значит, ты не воскресила юношу?

Миландра ничего не ответила. В хижине наступило тяжелое, давящее молчание.

– Да, ваша светлость, – наконец буркнула знахарка несколько раздраженным тоном, – однажды я воскресила юношу. Моего племянника. Он погиб в битве у Прай, помогая вам завоевать корону.

Хелльвир поморгала и по-новому взглянула на гостью, на ее дорогие доспехи; потом бросила взгляд в окно, на алые знамена.

Если Миландра надеялась, что женщина смягчится, она ошиблась.

– Это было нелегким делом. Мне пришлось дорого за это заплатить. – Старуха подняла руку к голове. – Я пыталась воскресить и других, но тщетно. Сейчас это невозможно.

– Объясни почему.

Миландра беспомощно развела руками, но ее взгляд был холодным, настороженным.

– Посмотрите на меня. Когда была молода, я могла взвалить на плечи козу; а сейчас обращаюсь за помощью к ученице, если нужно поднять бадью молока. Вы же не приказываете мне поднять вес в три раза тяжелее моего или взмахнуть руками и полететь. Кроме того, тогда все было иначе: мой племянник только что умер, причем насильственной смертью. Это… облегчает задачу. – Знахарка кивнула на тело. – Она мертва уже много дней.

– Она была отравлена, – перебила ее женщина в доспехах. – Кто-то подсыпал ей в пищу яд. Не думаю, что эту смерть можно назвать