У нас в убежище есть мужчина, его зовут Тейго. Он работал охранником в лабораториях. Он говорит, что туда невозможно было пробраться. Что в ту ночь проводили какие-то испытания. Получается, что Пожирающий как бы вышел из-под контроля. Но у нас никто в это не верит. Странно ведь – Пожирающий как по волшебству сразу перекинулся на склады с пеной? Пеной, которая, единственная, может его потушить. Не сработали тревожные сирены. Дядя Дор, конечно, говорит, что Пожирающий «знал», что надо делать. А я вот что думаю – белые это устроили! Не знаю как, но они пробрались в Этру. Хотели уничтожить нас, но не знали, что Пожирающего так просто не остановить. Надеюсь, что он быстро перебрался через границу. Что они все там сгорели. И та крыса – последняя выжившая. Но и она получит своё.

Я решаю идти в больницу. На этот раз поднимаюсь на седьмой этаж – он пострадал от огня меньше всего. В одной из палат даже нахожу несколько пыльных матрасов. Почти целые. Стаскиваю их в угол, делаю «гнездо». Ночью прохладно. Желудок напоминает, что я давно пропустила ужин. На дне сумки завалялись две маленькие круглые галеты. Негусто. И ещё жутко хочется пить. Обыскиваю шкафчики, пока совсем не стемнело. Там в основном мусор. Что не сгорело, собрали наши. Они уже были здесь, искали лекарства. И похоронили тех, кто не смог уйти. Точнее, то, что от них осталось. Первые две недели на поверхности много хоронили. Теперь уже меньше.

В ординаторской я нахожу ящик с замком. Приходится над ним потрудиться. Луплю со всей силы дужкой от кровати. Грохот стоит такой, что слышно, наверно, на несколько кварталов. Наконец мне удаётся расшатать дверцу. Я подсовываю дужку в образовавшуюся щель. Ну давай, ещё немного. Щель становится шире, и мне удаётся сдёрнуть дверцу с петель.

Внутри почти ничего нет. Зачем вообще было закрывать? Нахожу упаковку стерильного бинта, два блистера каких-то таблеток и несколько упаковок с ампулами физраствора. Отламываю стеклянные верхушки ампул и жадно всасываю солоноватую жидкость. Этого мне хватит на какое-то время.

Возвращаюсь в «гнездо», но долго не могу уснуть. Постоянно мерещатся какие-то звуки. Думаю о Белой. Что ей здесь нужно? Болит нога. Лью антисептик, жду, оборачиваю бинтом. Становится лучше, и я проваливаюсь в отвратительный, липкий сон. Мне снится, как я брожу по больнице и ничего не происходит. Я что-то ищу, но не могу найти и выйти тоже не могу. И так круг за кругом.

Наконец я просыпаюсь. Ещё темно. И холодно. Явно слышен какой-то звук. Шаги? Шёпот? Дождь. Подхожу к окну – зябко. Дождь идёт с равномерным спокойным стуком. Ставлю на подоконник погнутую больничную утку. Жду, пока наберётся немного, ополаскиваю, снова набираю и пью. Вода холодная, сладковатая. Вдали колышутся красно-багровые языки Пожирающего. Ему обычная вода нипочём. Интересно, далеко он ушёл? Может, мы последние выжившие на планете. Иначе бы нас давно спасли. А может, мы просто никому не нужны.

Ложусь в «гнездо», поглубже, под матрасы. Сразу становится тепло. Чувствую, как накатывает приятный глубокий сон. Завтра будет непростой день.

Просыпаюсь поздно, солнце уже слепит вовсю. Время, наверно, к обеду. Пью дождевую воду из утки, обрабатываю ногу. Рана немного успокоилась за ночь. Желудок скулит.

Итак, что мы имеем. Да в общем-то, только один вариант и имеем. Нужно найти другой вход в катакомбы. Пытаться вычислить – бесполезно, это же не городские улицы и проспекты. Ходы рыли чокнутые фанатики, у которых напрочь отсутствовала логика. Так что вход может быть через сто метров, а может – за несколько километров.