Родион проснулся и, открыв глаза, обнаружил, что его губы пересохли и едва шевелятся. Он начал шептать:

– Я стою посреди этого странного дома, и с каждой секундой мои силы тают. Этот дом словно высасывает из меня желание жить. Я хорошо знаю его серые облезлые стены, входную дверь, изгаженную тараканами и мухами, и мертвые окна. В нем царит запах сырости и гнили. В одной из комнат с крыши по стене стекает вода, а пол под ней разбух от влаги, покрывшись мхом и слизью. Из-под этого мха и слизи появляются тонкие скользкие кроваво-красные черви.

В левом углу сидит огромная серая крыса и что-то перебирает в своих маленьких мокрых лапках. Мне кажется, что это фаланга человеческого пальца с обручальным кольцом на ней. Крыса осторожно переступает, таща за собой длинный уродливый лысый хвост. Она смотрит на меня, ожидая, когда я упаду посреди этого дома, чтобы позвать своих сородичей и начать пировать.

Из разбитых окон в меня пытаются вцепиться длинные черные крюки, но я уворачиваюсь из последних сил. Мои веки тяжелеют, ноги становятся ватными. Я начинаю проваливаться в бездну – это огромный черный колодец. Этот дом пахнет смертью, и я не понимаю, почему я еще жив…

Он закончил шептать и начал задыхаться. Этот кошмар снился ему не в первый раз. Родион откинул в сторону промокшее от пота одеяло и, подойдя к окну, резко отворил его. Сердце бешено колотилось в ребра, из легких наружу рвался панический ужас, не дающий сделать полноценный вдох. Оля спала, и Родион старался не шуметь. Он с сипом и сдержанным кашлем выпустил из себя остатки кошмара и, задрав болезненное лицо к еще темному небу, сделал спасительный глоток свежего утреннего воздуха. Небо ответило ему миллионами приветливых точек-звезд. Луну как будто стерли с небосвода, а солнце еще где-то блуждало, не планируя величественного пробуждения. От этого Родиону стало еще противнее. Перед глазами маячили трухлявые серые стены.

Родион поднес ладони к лицу и принюхался: ему показалось, что руки воняют гнилой сыростью. Он на цыпочках прошел в ванную комнату и, закрыв за собой дверь, повернул ручку крана, начав отчаянно умываться холодной водой. Найдя в шкафчике под мойкой кусок засохшего дегтярного мыла, он стал растирать его в ладонях, пытаясь отмыть прилипший к ним дурной сон. Закрыв глаза, он увидел, как крыса крадется около его босых ног, готовясь к прыжку. Родион нервно отдернул ногу и опустился на холодный кафельный пол. Его взгляд метался из стороны в сторону в поисках вонючей крысы. Он потряс головой и истерически расхохотался.

«Сон, это всего лишь кошмарный сон», – пронеслось истлевшими искрами ночного видения в голове.

Брызги от струи вылетали из раковины, попадая на его нервное лицо. Он открыл тумбочку и, небрежно забросив туда кусок мыла, начал подниматься. Попытавшись схватиться мыльными пальцами за раковину, он упал навзничь и ударился головой о стену. Истерический смех зазвучал еще громче. Он поднял голову, перед ним стояла заспанная Оля.

– Сам не спишь и нам не даешь, эгоист несчастный. Ну вот скажи, что ты тут опять устроил?

Родион вытер руки об себя и, приподнявшись, встал на колени. Прикоснувшись губами к ее животу, он аккуратно обнял Олю за поясницу и нежно поцеловал.

– Я разбудил моих девочек, – прошептал он, – за это меня следовало бы основательно наказать. Слава богу, срок еще небольшой, и моя вторая любимая девочка еще ничего не понимает и не слышит, как ее дурацкий папашка блудит по ночам и смеется как чокнутый.

Оля шутливо ударила его по макушке своим маленьким кулачком и ответила:

– Она у тебя уже все слышит и тем более понимает, ей уже пошла третья неделя. Кстати, Смураго, всё хотела у тебя спросить: с чего ты придумал, что я беременна девочкой? До первого скрининга еще порядочно времени. Ты ясновидящий у меня или…