– Потерянная любовь, – прошептала Джун в слезах.
7. Железновия бородавчатая
Значение: приветствие незнакомцам
Geleznowia verrucosa | Западная Австралия
Небольшой куст с крупными желтыми соцветиями. Солнцелюбивое сухостойкое растение, не терпит влажных почв. Растет в умеренной тени, но большую часть дня должно находиться на солнце. Долго стоит в срезанном виде, но плохо приживается и отличается крайне низкой всхожестью семян, поэтому встречается редко.
С первыми проблесками рассвета Джун встала с кровати, сунула ноги в ботинки, тихо прошла по дому и вышла на улицу через дверь черного хода. Снаружи ее встретило прохладное голубое утро. Она постояла на пороге, вдохнула утренний воздух. Джун плохо спала даже после того, как осушила флягу. Впрочем, она плохо спала уже лет десять. С тех пор как Клем уехал, не было у нее ни одной спокойной ночки. Она опустила голову и изучила потертости и царапины на ботинках. Вчера она сама напросилась: зачем-то поставила статуэтку с младенцем в ложе из простантеры на прикроватный столик. Хотела получить кару за грехи и получила бессонницу.
Небо посветлело. Джун обошла дом сбоку и направилась к сараю, взяла садовые ножницы и корзинку и двинулась через поле к теплицам, где росли австралийские цветы-эндемики. Тихо гудели пчелы, время от времени вскрикивала сорока.
Воздух в теплице был густым и влажным. Задышалось легче. Джун направилась в самую глубину, где цвела железновия, и достала ножницы из кармана передника.
Торнфилд всегда был местом, где цветы и женщины чувствовали себя свободно. Каждой попавшей сюда женщине давался шанс освободиться от всего, что прежде обременяло ее, и расцвести полным цветом. После отъезда Клема Джун направила все силы на обустройство Торнфилда, стремясь сделать его самым живописным уголком и безмятежным пристанищем для его обитательниц. Только так она могла оправдать свое решение не завещать неуравновешенному сыну свои цветы, которые для женщин ее рода всегда были средством к существованию.
Твиг была первой цветочницей, появившейся в Торнфилде. Государство отняло у нее детей; в начале их знакомства это была не женщина, а пустая оболочка. «Каждому нужно место, которое он считал бы домом, и люди, которых он считал бы семьей», – сказала ей Джун в первый вечер их знакомства. С тех пор Твиг никогда не покидала Джун, хотя жизнь подбросила им немало испытаний. Вот и накануне она напомнила ей, что странная немая девочка, спавшая в колокольне, заслуживала такого же отношения, как и остальные женщины, трудившиеся в цветочных полях. Даже если эта девочка была дочерью Клема.
Джун понимала, что Твиг права. Но ее сковывал страх. В ее жизни были тайны, о которых она не могла рассказать. Секреты, которые лучше было не будоражить – пусть лежат себе зарытыми в земле и гниют. При одной лишь мысли, что ей придется заговорить с Элис об отце, у Джун во рту пересыхало, слова грозились обратиться в пыль, не успев слететь с языка.
Джун было незнакомо это чувство неуверенности, которое она испытывала рядом с Элис: с ней она словно ходила по тонкому льду и ощущала себя уязвимой, чувствовала, что может испортить данный девочке второй шанс. Джун привыкла руководить. Она сажала семена, и те всегда расцветали в срок. Ее жизнь управлялась циклами сева, роста и сбора урожая, она могла рассчитывать на этот ритм и порядок. Теперь же, когда жизнь замедлилась и она подумывала о том, чтобы уйти на покой, откуда ни возьмись появилась эта девочка, ребенок, и вызвала в ее душе глубокое смятение. Но стоило Джун увидеть внучку, лежавшую на больничной койке как чахнущий цветок, как она прижала руку к заболевшему сердцу и поняла, что ей еще есть что терять.