В конце дорожки Джун развернулась и припарковалась у гаража, густо оплетенного лозой. Гарри сел и навострил уши; он бил хвостом, ударяя Элис в бок в такт с биением ее сердца. В кронах пели птицы. Дома это было ее любимое время дня, когда весь мир подергивался синевой накануне сумерек, а воздух пропитывался терпким запахом водорослей, вынесенных на берег отливом. Здесь все было иначе. Суше и теплее. Морем совсем не пахло. В небе не парили пеликаны, не кричали вороны-флейтисты. Элис уперлась ладонями в бедра и села ровно. Бабочка-монарх постучала в окно и зависла, словно слушая ее мысли – все то, что Элис не произносила вслух, – а потом улетела.

– Элис, добро пожаловать. – Джун выпрыгнула из кабины и взошла на невысокое деревянное крыльцо, ведущее на веранду. Она вытянула руку.

Элис не шевелилась. Гарри сидел рядом с ней; она нащупала место за ухом, где Тоби любил, чтобы его чесали, и почесала. Пес довольно заурчал. Больше никто не пришел за ней в больницу. Никто, кроме Джун, незнакомой бабушки, которой ее отдали, как потерявшуюся собаку. Улыбка Джун померкла. Элис закрыла глаза. Она так устала, так страшно устала, что ей казалось, будто она заснет и проспит сто лет. Она договорилась сама с собой: зайдет в дом и сразу ляжет спать.

Стараясь не смотреть в глаза Джун, Элис вылезла из грузовика вместе с Гарри. Глубоко вздохнула, собралась с духом и поднялась по ступеням.

Дом опоясывала широкая деревянная веранда, увешанная мерцающими керосиновыми фонарями. Птицы и сверчки пели песнь заходящему солнцу. Ветер шелестел в ветвях деревьев и разносил повсюду прохладный эвкалиптовый аромат. Элис взошла на веранду вслед за Джун, остановившись, когда та подошла к входной двери. Та открыла и закрыла противомоскитную дверь, а Элис осталась снаружи. Рядом сидел Гарри.

– Элис? – Джун вернулась к двери. – Я приготовила тебе комнату. Знаю, что у тебя была другая, но ты сможешь все там по-своему обустроить, – проговорила она через москитную сетку, а потом тихонько толкнула дверь.

У Элис текло из носа. Она утерла нос тыльной стороной ладони.

– Заходи, умойся и приляг. Я принесу тебе поесть.

У Элис поплыло перед глазами.

– Принести тебе горячее полотенце? Ванна там, в конце этого коридора. – Джун подошла к Элис.

Та слишком устала, чтобы возразить, и позволила отвести себя в дом. Она клевала носом, голова клонилась, как головка увядшего цветка. Гарри шел рядом.

Дом оказался таким большим, что Элис раскрыла рот в изумлении. Длинный коридор с бледными, как ракушка, стенами освещался лампами разных размеров, отбрасывающими мягкий разноцветный свет. Они прошли по коридору, устланному ковровой дорожкой. Повсюду стояли растения в горшках. Вдоль стен тянулись полки с книгами, баночками с белыми камушками, вазами с перьями и букетами сухоцветов. Элис хотелось до всего дотронуться.

Джун привела ее в просторную ванну, отделанную деревом и белым кафелем. Наполнила раковину теплой водой и открыла зеркальный шкафчик. Достала из него маленький флакон коричневого стекла, открутила крышку и отмерила несколько капель. В воздухе разлился теплый умиротворяющий аромат. У Элис слипались глаза. Джун окунула в раковину маленькое полотенце и протянула его Элис; та накрыла лицо и глубоко вдохнула. Тепло уняло боль в глазницах. Вытерев лицо, она заметила, что Джун не пошевелилась.

– Я тебя не оставлю. Я никуда уходить не собираюсь, – прошептала она.

Закончив умываться, Элис и Гарри следом за Джун поднялись по освещенной лампами винтовой лестнице. Наверху была маленькая дверь. Элис стояла в сторонке, пока Джун ее открывала, потом тихонько зашла. Джун щелкнула выключателем, Элис ахнула от яркого света и прикрыла глаза рукой. Джун тут же выключила свет.