С тех давних пор он навсегда зарёкся летать на древних и неисправных аппаратах, и упорно отстаивал свою точку зрения перед руководством, которое никак не желало внять его светлому голосу и разориться, наконец, на что-нибудь, поновее и понадёжнее, ссылаясь на нейровычислительный алгоритм, который «не считает такие расходы на текущий момент рациональными».

Наконец, ему повезло и система, втянув клыки и мило улыбнувшись ему, выделила средства на новый аппарат. Даже не новый – новейший – во всех смыслах этого слова. На зависть всем его коллегам по цеху, аппарат, по-научному называемый Средство Условного Пространственного Позиционирования был даже не похож на классический звездолёт, или как они там, наверху, их называют? Это был огромный, чёрный и блестящий цилиндр, футуристического склада, имеющий при этом небольшую, всего шестиместную кабину, совмещённую с жилым отсеком. А также изолированный оперативный отсек напичканный сверх всякой меры разной научной исследовательской аппаратурой, которая, тем не менее не бросалась в глаза, будучи расположенной в аккуратных выдвижных боксах разного калибра. Имелся отдельный отсек с шестью гибернационными кабинами на случай долгих перелётов И при всём этом ещё оставалось немного свободного места для размещения дополнительного оборудования, не предусмотренного технической документацией космолёта, что было совершенно правильно. СУПП покрывала тонкая защитная мембрана по всей поверхности, защищающая его от перегрева, перегрузок и вообще от любого несанкционированного внешнего воздействия. Глянцевая и чёрная, на свету она почему-то отливала красным цветом и придавала ему хищный и стремительный вид, несмотря на простую цилиндрическую форму, и явно намекая на его дерзкую породу. Это был настоящий гоночный болид среди своих одноклассников, всё ещё находящийся на стадии концепта, поскольку все его возможности до сих пор не были изучены даже инженерами-конструкторами. Настоящая гордость Гирстейра, существующая пока всего в нескольких экземплярах. Жаль только, что испытать его на всю катушку пока так и не довелось. Выяснилось, что в открытом космосе разогнаться ему просто негде! По крайней мере, пока

Вообще же, нейросеть никак не выделяла самого Гирстейра среди прочих пилотов научной авиации, что, конечно, было обидно, ибо заслуживал он кратно большего, и по деньгам и по общему отношению к себе. Разумеется, будь он объективнее, то мог бы отметить, что именно ему достаются наиболее сложные и интересные проекты, во имя которых он и ценил собственную специальность. Опять же, вышеупомянутый звездолёт выделили в данном регионе пока только для него, но принимая во внимание его немного взбалмошный темперамент, подсказать ему это было некому. Даже его непосредственное начальство, которого всегда было достаточно, лишь задумчиво помалкивало, глядя на этого, хотя и очень умного, но слишком уж независимого пилота.

Проснувшись от слабого электрического разряда, который в одно мгновение разбудил и взбодрил его мозг, Гирстейр открыл глаза. Эффект левитации, поддерживаемый в спальной кабине, служившей ему постелью, автоматически отключился, подушки, поддерживающие его тушку в вертикальном положении, плавно сдулись, приток очищенного газа для дыхания прекратился, и металлическая дверь кабины бесшумно и плавно открылась.

Он вышел в комнату. Обстановка в этом жилище, выделенном ему государством как своему служащему, была довольно спартанская, но лично он в большем и не нуждался. Его благоверная – Квиста-7 – конечно, желала бы иметь больше пространства и личного комфорта. Например, третью комнату и побольше света внутри; ионизатор атмосферы и горизонтальное ложе для сна, пусть даже без эффекта левитации; больше личного времени и вообще свободу выбора в своей жизни. Ну и ещё пара десятков пунктов того же порядка, то есть заведомо невыполнимых для любого стилусоида на госслужбе. А другой службы толком-то и не было. Бизнес, роскошь, крутые тачки, роскошные особняки и всякая блестящая мишура схожего генеза остались где-то в далёком прошлом. Где-то Там, где было веселье, пьянки, всякий разврат и Мировая термоядерная война как вишенка на торте.