Всё-таки полезная это была штука – искусственный разум. Без соплей, без сомнений, без заморочек и без корысти. Только холодный и точный расчёт.

Лаборатория в этот раз работала на удивление долго, и только на следующий день Бронкл получил расшифровку данных в цифровом виде. Результаты генетической экспертизы немного настораживали, никак не сопоставляясь с явно органической природой образца. Оно могло быть чем угодно: ошибкой биохимика, космическим мусором, чьей-то неумной шуткой, но только не живым организмом. Вместе с результатами из лаборатории в этот раз даже поступила краткая, но ёмкая рецензия, что бывало крайне редко. В ней содержалась сдержанная просьба не присылать больше подобных материалов, и без того хватает более серьёзной работы. Вот так. Жучок-то оказался совсем не промах!

На заседании комиссии по бюджетному финансированию научных проектов, в которой по протекции Принсцилла любезно согласились выслушать Бронкла, тот, перед пятнадцатью членами рабочей группы, сидящих в большом белом зале без окон, за длинным столом из искусственного коричневого камня, отполированного как зеркало, лично представил все собранные данные по объекту со своими комментариями и пояснениями. Вопреки собственным ожиданиям, большого энтузиазма среди них он не встретил. Все, кроме Принсцилла, сидели с пресным выражением на своих плоских рожах, прикрытых цифровыми гарнитурами, и разве что не зевали, когда Бронкл с неподдельным энтузиазмом объяснял им всю эмпирическую значимость научных изысканий в области астрономических исследований. Оживление вызвала только демонстрация медиафайла. Кто-то из членов группы, приподнял свою гарнитуру на лоб, и с умным видом сказал, обращаясь к Бронклу:

– Я сейчас ясно слышал, как там что-то хлопнуло. Я не специалист, конечно, но, по-моему, на взрыв это было не похоже. Может, там какие-то газовые пузыри летают, и вот так лопаются периодически? А жука вашего как раз таким хлопком и прибило. Может, нам не стоит из-за этого так далеко летать?

– Анализ звуковых данных, который провела наша лаборатория, – начал терпеливо объяснять ему Бронкл, – с абсолютной точностью идентифицирует этот хлопок именно как взрыв вещества боевого поражающего свойства. Подобные такому применялись когда-то и у нас в войсках. Это точно не жидкость и не газ. Скорее всего – что-то твёрдое и ломкое. Оно точно не встречается нигде в природе. Синтезируется только физико-химическим способом в специальных условиях. Таким образом, естественным путём их происхождение объяснить невозможно. – Бронкл незаметно вздохнул, глядя в скучающие глаза собеседника. – Из этого можно сделать однозначный вывод: их разработали и произвели искусственно. Это достаточно сложный процесс, определённо требующий когнитивного участия и соответствующего технического оснащения.

– А вот вы сами говорите нам, – подала голос руководитель биологического направления из лаборатории опытных технологий, вся плоская и белая, как любой стилусоид, а может, даже и больше, – что ваше насекомое не может дышать нашей атмосферой, и ему нужен аргон и метан. Вы можете себе представить и нам объяснить, как должен выглядеть мир, в котором оно жило и дышало когда-то? Куда мы прилетим, и что там скорее всего увидим?

– Можно сделать эмпирическую модель, – Бронкл помедлил, подбирая подходящие определения, – но вы же понимаете, что она будет актуальна только на момент гибели насекомого. Что там сейчас происходит, мы не знаем. Если послать зонд, он не сможет собрать все данные, возможности автономных аппаратов очевидно не безграничны. Хотя они, безусловно, намного дешевле, с этим я не спорю. Но живая миссия, в отличие от зонда, способна прямо на месте решать какие-то возникающие вопросы, а их всегда возникает много. Кроме того, дополнительные нюансы обязательно появятся по пути следования аппарата, а зонд не способен оперативно реагировать на изменения в окружающем пространстве, он заточен под одну конкретную задачу.