Через несколько минут на экране перед ним появился его коллега в стандартном облегающем прикиде, только синего «делового» оттенка. Весь заспанный, как домашний кот. Клондл-8 всегда плохо спал по ночам из-за своей врождённой нервной возбудимости, с которой медицина ничего толком поделать не могла. Гормональный статус его был в порядке, ошибка скрывалась глубже, где-то на генетическом уровне. Отклонения такого рода были ещё плохо изучены, да и лечиться он толком не любил, накрепко запомнив завет своей бабушки: «Ты, внучок, этим живодёрам сильно не доверяй. Они тебя всякой отравой напичкают, потом будешь всю жизнь только бульончик через ухо сосать. Как твой прадедушка». И хотя прадедушка у него был совершенно нормальный – он сам его много раз видел – предупреждение бабушки накрепко запало ему глубоко в подсознание, и врачей он старался избегать. К своей бессоннице давно привык и примирился с ней. Уж лучше ходить вечно вялым и уставшим, чем отдать свой генезис на поругание каким-то костоправам, у которых «руки растут оттуда, где срам даже сказать», как говорила его мудрая бабушка. Она умная была – прямо клейма ставить негде. Потом она то ли простыла, то ли отравилась, и гордо приняла мучительную смерть, промаявшись где-то полгода на каких-то целебных травках, и очень принципиально не подпустив к себе ни одного врача. Личность, однако!

– Зона слушает, – немного осипшим голосом произнёс Клондл, по всей видимости не сразу признав Рестайжа на экране.

– Зона, слушай, – поддразнил его немного Рестайж. – Чем вы сейчас там занимаетесь? Есть какие-то подвижки по проекту, или всё на месте стоит?

– А-а… Это ты… Не, слушай, Четвёртый, тут полная жопа у нас. Температура в конденсаторах скачет. Кажется, охладитель гавкнул. Пока ждём экспертов, собираем данные. Надеюсь, там ничего серьёзного не будет. Ты чего хотел-то?

Рестайж кратко описал ему идею руководства и Клондл задумчиво покивал, взявшись рукой за плоский подбородок. Он явно что-то соображал про себя, оценивая новую мысль. Кажется, энтузиазма у него не прибавилось, но слова о «хуёвине» ему явно понравились. Он улыбнулся одним уголком рта.

– Ладно, сделаем. Когда закончим, я тебе письменный доклад скину на общий носитель. Скорее всего завтра, ближе к вечеру. Нам тут надо сначала с ремонтом разобраться. – Подумав, он добавил: – Я думаю, что все эти идеи – полная фигня, и нихуя не подействуют. А Старшой просто не знает, чего придумать ещё. – Клондл широко зевнул, показав все свои шестьдесят мелких чёрных блестящих зубов. – Сбрось мне точный алгоритм проекта на всякий случай, а то технарям нашим объяснять долго приходится, чего делать надо. Они там то ли тупят, то ли боятся пошевелиться лишний раз.

Точного алгоритма, конечно же не было, оба понимали, что это только красивые слова. Но Клондл никогда лишнюю ответственность на себя не брал, всегда предпочитая на всякий случай запасаться нужной бумажкой, за которую можно при случае спрятаться. В общем, типичный лузер-конформист.

Рестайж быстро набросал в цифровом виде тот самый «точный» алгоритм, созревший к тому моменту у него в мозгу, и по защищённой линии фотонной связи отправил его на общий носитель: своего рода жёсткий диск расширенного объёма с интеллектуальной базой данных, к которому имели доступ через целую сеть паролей и кодировок только сотрудники лаборатории.

Теперь оставалось только ждать, когда система даст результат. Подобных тех. заданий он отправил за всё время уже не один десяток, ничего особенного в этом не было, только энтузиазма у него с каждым разом убавлялось. Он подглядывал иногда через оптические линии той же фотонной связи за работой других лабораторий. Соображения там бывали самые разные, часто повторяющиеся, иногда – абсурдные, но он чувствовал, несмотря на некоторую усталость от всего этого, что вся эта оптическая-космическая идея – с накопителями, выпрямителями, усилителями и прочими отражателями – в целом правильная. Хотя, возможно, ему просто с самого младенчества нравилось играть со всякими лупами и микроскопами.