Такая вот искусственная звезда, в отличие от настоящих, никогда не имела собственных планет или спутников, взяться им было неоткуда.

Это всё, конечно, в теории.

На практике получилось не так весело. Только методом многочисленных проб и ошибок, переделок и донастроек, которые требовали много времени, ибо после каждой попытки прибор необходимо было перезаряжать, снова и снова накапливая энергию планеты. Каждый такой цикл занимал от нескольких часов до нескольких недель. Понятие «недели» тогда тоже сильно варьировалось, хотя юридически неделя оставалась, стандартной, двенадцатисуточной, но сами сутки были довольно неравномерными, планета вращалась то слегка ускоряясь, то чуть замедляясь, и постоянно немного покачивалась в осевой проекции. На бытовом уровне это было нестрашно и почти незаметно, можно было не обращать внимания, однако эпоха требовала чёткости и стройности. Спутниковую навигацию, например, часто переклинивало.

Наконец, спустя ещё сто шестьдесят лет, уже следующее поколение стилусоидов нащупало верные алгоритмы. Удалось это сделать одному научному коллективу из разных полушарий. Они сообщались только виртуально, друг друга вживую никогда не видели, долго дискутировали, спорили, несколько раз вдрызг разосрались, но какая-то генетическая память о катастрофе заставила их всё-таки держаться вместе. Научный руководитель коллектива, Стургор-5, задумчиво почёсывая свой треугольный подбородок тремя пальцами, ибо двух на руке у него не хватало, смотря на снимок последней неудачной попытки коллапса – нечто, напоминающее тёмно-красный мерцающий колобок, размером чуть больше Рибейседжа – изрёк следующее:

– Нам надо попробовать хуёвину эту – линзу из синус-поляризатора пятого блока – продуть через соляную кислоту в вакууме. Потом отполировать и гальванизировать в коллоидном растворе аммиака. Потом можно её на место ставить. Главное соблюдать концентрацию и не нарушать прозрачность. И аккуратно всё сделать. Эта тварь должна заработать как надо, или я завтра своими руками её расхерачу. Она мне надоела, сука!

Его старший сотрудник, отливающий на мониторе зеленоватым светом, молодой но толковый стилусоид Рестайж-4, к которому все фамильярно обращались просто по номеру – «Четвёртый» – нервно хмыкнул и кивнул. У него самого давно руки чесались: добраться до полигона, взять кувалду побольше и настроить там всё это тонкое оборудование в соответствии со своими представлениями о прекрасном. В щепки, в осколки и в ошмётки!

– Хорошо, я понял. Не думаю, что это сработает, но раз вы считаете нужным – то сделаем. Только я бы заменил соляную кислоту на азотную. Можно?

– Вы, Четвёртый, меня хорошо расслышали. Никакой самодеятельности, ясно? – Стургор привычным движением почесал несуществующую бровь. – Оборудование очень дорогое, а вы всё запорете своими идеями. – Подумав, он добавил: – Я и сам знаю, что азотная лучше, но соляная безопаснее. Ясно?

– Ясно, – вздохнул Рестайж. Он знал, что спорить с авторитарным начальником бесполезно. Пошутить – можно; поругаться – можно; спорить – нельзя.

Он отключил Стургора и, немного подумав, набрал на обширной клавиатуре, прямо перед собой длинную команду на визуальное соединение со штабом Активной Зоны. Команда включала в себя географические координаты, номер абонента, требуемый тип связи и секретный шифр для защиты от хакеров. Дело всё-таки космической важности, мало ли что. Всего около пятидесяти символов. Долго, неудобно, муторно… Гораздо лучше и быстрее было бы, размышлял Рестайж, использовать собственный когнитивный потенциал и передавать команды мыслями, а не так вот… Но это было делом будущего, разработки в этом направлении велись уже давно. Но пока безуспешно. Видишь ли, когнитивные сигналы имеют слишком слабую поляризацию, и уловить их существующими методами невозможно. Может, когда-нибудь… А использовать голосовой интерфейс он не любил, электронный голос отзывался тонко и пронзительно, как металлом по стеклу, кто его только придумал? Так что пока приходилось мучиться с этой восьмисотклавишной аппаратурой. Очень утомительно.