– Интересная теория, и, возможно, ты даже прав. Но это не меняет цель моего визита, а спорить я не намерен. Так что лучше ответь на один вопрос, прежде чем я приступлю к истории.

– Дерзай, что уж там – Билл закатил глаза, ясно показывая свое легкомысленное отношение.

– Почему ты связался со мной лишь через двенадцать лет? – сказал Верджил и через пару секунд молчания добавил: – Это очень важный вопрос, и я надеюсь услышать чистый, полностью ограненный ответ.

Комнату охватила тишина. Билл, несомненно, являлся из категории людей, старающихся иметь ответ на любой вопрос, но предпочитающих давать его сразу, поскольку каждая секунда ожидания являлась для него ничем иным, как поражением. Вопрос друга был неожиданным и тяжелым. Во всех смыслах этого слова. Он просто был неспособен ответить сразу, однако старая юношеская привычка вместе с раздутым эго одержали над ним верх: будучи неспособным потерять превосходство, он начал говорить сразу, без единой секунды раздумий и анализа.

– Потому что я хотел, чтобы ты видел меня другим человеком – сказал он, пристально глядя другу в глаза.

Верджил хотел почувствовать, растрогаться, разозлиться, ощутить хоть что-нибудь, но, осознав пустоту ответа, с трудом приблизился к столу и взял стакан бренди.

– За уничтожение и ее последствия – сказал он и, не дождавшись друга, залпом опустошил стакан, посмотрел на него несколько секунд и добавил: – Я рад, что у тебя есть возможность наслаждаться таким изысканным напитком.

Жизнь – это танец

Помнишь, как однажды я спёр ключи от университетской библиотеки? Никогда не забуду, как мы ночью взяли виски, лампу и напились до беспамятства. Ты тогда спьяну начал мне рассказывать про своё детство, проклинать отца, а я остановил тебя, помнишь? Мне было безумно интересно и приятно узнать о тебе что-то новое. Не пойми меня неправильно, но твой образ всегда казался мне таинственным, отчуждённым и очень сильным. Когда мне нужно было действовать, я часто думал, как бы поступил ты, будучи на моём месте. Вот таким авторитетом ты для меня был, однако никогда о себе не рассказывал, по крайней мере о прошлом, а меня постоянно мучал интерес…

Помнишь, что я сказал, когда ты начал рассказывать? Нет? Очень жаль, ведь именно тогда ко мне пришла очень важная мысль, вызвавшая восторг: я почувствовал себя взрослее и мудрее, осознал, что я не просто умный и популярный студент, каким все считают, а человек, понимающий то, до чего остальным ещё далеко. Согласен, возможно, звучит глупо, но уверен, именно в тот момент, когда я не позволил тебе продолжить рассказ, ты начал по-настоящему меня уважать.

Не понимаешь, к чему всё это, не так ли? Ты сказал, что в молодости я был смекалистее и умнее, нежели сейчас. Мне было больно слышать это, Билл. Что-то во мне хотело обидеться, но я ничего не почувствовал. Передо мной сидит человек, бросивший меня, которого считал единственным другом, да и вообще, единственным родным, оставшимся в живых… И опять твой ироничный взгляд… У меня такое чувство, как будто тебе наплевать, словно что-то умерло в тебе, оставив место для перерождения чего-то циничного. В молодости ты тоже не был таким, каким стал сейчас. В тебе было ярко выраженное чувство справедливости, чуткость и доброта, а еще суровость и решительность. Я тоже безгранично рад, что ты не спятил на войне, однако пройти мимо меня и появиться спустя двенадцать лет в таком образе…

Подожди минуту, я ещё не закончил. Пришло время второй истории, которую я никогда никому не рассказывал, и если тебе будет скучно слушать, прими к сведению – всё равно придётся.