И удалился в мир нездешний.
Гуляет он по небесам,
Как ангел, тихий и безгрешный.
А подо мной звенит трава.
А надо мной – его сиянье.
Со мной живут его слова,
Его заветные признанья.
Я их читаю по ночам
И слышу ангельские звуки.
К его словам, к его лучам
Блаженно воздымаю руки.
А надпись на форзац-листе,
Его руки невинный опус –
К его небесной высоте
Подаренный когда-то пропуск.
Я по-аварски говорю,
Он отвечает русской речью.
Но всем известно, что в раю
Понятно слово человечье.
Каков бы ни был твой язык,
Ему не надо перевода,
Ведь он – поэзии родник
И щедрая душа народа.
Радужный мостик
Кольцо
С горькой надеждой в родное гляжу лицо
И говорю обомлевшей своей невесте:
Сними с руки надетое мной кольцо,
Мы ведь умрем, если останемся вместе.
Но пальцы ее, над нежной грудью горя,
Дрожат, как тонкие свечи пред аналоем.
А судьба, похожая на окольцованного снегиря,
Летит, сраженная чьим-то чужим поцелуем.
Знаешь, куда наши слепые ведут следы?
Не к семейному счастью, не к детям, а просто в пропасть.
Что остается в душе после такой беды –
Ревность кромешная? Куда там – обычная робость.
Сними с руки надетое мной кольцо
И утешься одною мыслью, давно известной:
Чтоб сохранить и душу свою, и лицо,
Лучше быть не женой, а Богу невестой.
Одиночество
Я не пытаюсь придумать другую любовь.
Поезд ушел, и смешно переигрывать сцену.
Кроме того, я сегодня не выучил слов.
Я одинок – одиночество чище измены.
Это метель за окном закипает вином?
Это сгущается ночь или комната пыток?..
Я отодвинул бокал, потому что смешно
Пить одному. Одиночество – лучший напиток.
Ветер относит улыбку и руки твои.
Не было вовсе тебя – это мне показалось…
Вот уже всё. Вот уже ничего не осталось.
Я одинок. Одиночество больше любви.
«Речь не о том, что чужую истому…»
Речь не о том, что чужую истому
Не удержать у седого виска.
Вновь, что ни ночь, меня гонит из дому
Не одиночество, просто тоска.
Я не о тех кружевных недотрогах –
Вечность кромешна, а полночь нежна, –
Но заблудились на зимних дорогах
Враг закадычный, родная жена.
«Друг, наливай!» – говорю, открывая
Дверь, незнакомую даже во сне.
Черного ангела тень ножевая
Входит в меня, остается во мне.
Гостиница в Ленинграде
Белой ночи дыра, черных дел неуют,
И бутылка вина – за прощенье награда.
Нет же, нет, это не петербургский приют,
А гостиница нынешнего Ленинграда.
Не захлопнута дверь, не раскрыта тетрадь,
И поэты молчат, обозлясь и отчаясь…
Петербург, я нагрянул к тебе умирать.
Ленинград, я живым от тебя возвращаюсь.
В ЦДЛ
«Дайте, дайте еще один глаз
Наглядеться на женщину эту!» –
Восклицал Шахтаманов не раз,
Прикурив, как всегда, сигарету.
«Ах, поэты, чумы на вас нет,
И стихов у вас стоящих нету», –
Говорил Шахтаманов, поэт,
Затушив, как всегда, сигарету.
«Тому, что будет, нет названья!..»
Тому, что будет, нет названья!
Напоминая о судьбе,
Снежинки, как воспоминанья,
Под ноги падают тебе…
Пока мороз рисует звездный
Узор на сумрачном стекле,
Я вспоминаю вечер поздний
И профиль твой в прозрачной мгле.
Жизнь улетает, улетает,
И, нежность прежнюю тая,
Снежинкой на ладони тает
Любовь вчерашняя твоя.
Кому нужна такая нега?
Холодный ветер бьет в лицо,
И мрачным блеском из-под снега
Мерцает мне твое кольцо.
«Сердце – снег в человечьей груди…»
Сердце – снег в человечьей груди:
То растает, то станет холодным…
Словно птицы, ненастные дни
Пролетают под небом свободным.
Вновь портрет твой из мыслей и снов
Рисовал я, на память надеясь.
Я придумывал множество слов,
В этом сходстве от радости греясь.
Сердце имя твое мне шепнет,
Пронесется над миром комета,
Тень земли по губам проскользнет,
И поэты напишут про это.
Не вини, никого не вини,
Виноватым ведь надо родиться.