– Но рукоприкладство не выход, неужели не понятно?

– Он получил то, за чем сюда пришел. Думаешь, случайно появился как раз, когда ты здесь? Как бы не так. Это к лучшему, теперь и ты знаешь, что я не такой уж и милый, каким ты меня представляешь.

– Ты рассуждаешь, наверное, логично, даже рационально, это меня впечатляет. И ты прав, я узнала тебя с другой стороны. Но уверяю, что решать, с кем быть, буду сама, и я уже сделала выбор в твою пользу. – Я медленно тянусь к Ники одной рукой и притягиваю его за рубашку к себе.

Даже если наш роман не настоящий, это не значит, что я не собираюсь получить от него удовольствие.

Мои губы слишком быстро накрывают его, так что он не успевает сообразить, что происходит между нами. Но я чувствую его вкус у себя на языке, чувствую его робость и то, как он становится уверенней и завладевает мной. Это не просто поцелуй. Он становится для меня отправной точкой, началом того, чего я страшусь и хочу. Началом конца.

– Надеюсь, ты сменишь этот наряд на более подходящий случаю? – голос моей матери раздается у входной двери, и я даже не успеваю обернуться, как она оказывается возле меня.

Каролина Инфернати – воплощение элегантности, чистокровности, надменности и высокомерия. В этой женщине собралось все самое мерзкое, что есть в высшем обществе, и она гордилась каждым отрицательным качеством, каждой лживой улыбкой, лицемерными комплиментами и воистину гордилась тем, что принадлежит к высшему обществу Португалии. И сейчас эта женщина стояла возле меня, облаченная в белую юбку-карандаш, прикрывающую колени, с болотного цвета широким ремнем, в такого же цвета атласную блузку и в туфлях на каблуке, в которые ей удалось впихнуть ноги, но я точно знала, что ей невыносимо больно, потому что она всегда покупает туфли на размер меньше, стесняясь своего сорокового размера. Ее волосы, как всегда, уложены волнами, спадающими на плечи, а макияж яркий, с акцентом на глаза, так как ее губы всегда были предназначены лишь для едких комментариев и бокалов водки с мартини, а она не любила оставлять следы от помады на бокалах.

– Конечно, нет. Это школьная вечеринка.

– Это не вечеринка, Марианна, а осенний бал твоего брата, посвященный его последнему году в школе.

– Там помимо него есть еще ученики, и этот бал не посвящен одному Дани, мама.

Я специально называю ее мамой, так как она терпеть не может, когда я так к ней обращаюсь. У нее было время насладиться моим отсутствием и тем, что это слово не произносилось в стенах этого дома. Мой обожаемый брат предпочитает делать все, о чем его просят, поэтому с раннего детства называет родителей исключительно по именам.

– Я миллион раз просила не называть меня так, – сжав зубы, процедила она, отчего, видимо, по ее мнению, мне должно стать страшно, но, честно говоря, она никогда не внушала мне страх, точно так же, как и отец. Они не были лучшими родителями, но точно не занимались рукоприкладством в отношении своих детей, потому что Дани и так был самый лучший сын, а бить меня было выше их достоинства. Каролина надеялась, что я буду бояться ее тона, ее взгляда и сцепленных в замок рук, но на самом деле это уже даже перестало вселять жалость по отношению к ее попыткам быть матерью, не становясь ею.

– Тебе стоит переодеться, это непозволительный образ для подобного мероприятия. Я приготовила тебе чудесное платье персикового цвета, оно в шкафу.

Я осматриваю себя в зеркале и честно не представляю, как заменю мини-юбку черного цвета, белую футболку с принтом и пиджак с закатанными рукавами на платье, которое, по мнению моей матери, больше подходит для такого вечера. Надо отдать ей должное, предлагалось уже не просто розовое нечто, а персиковое. Бред.