– Могу я узнать, Виктор Алексеевич, какие дела привели вас в Петербург? – Спросил за завтраком Лачин. – Я не из любопытства, а только из желания помочь – это личная просьба Густава.
– Тут нет никакого секрета, Тимофей Иванович. Хочу добиться пересмотра моего дела и в случае положительного исхода, официально уйти в отставку. Не хочу, чтобы в Серафиму и моих будущих детей тыкали пальцем и обзывали ссыльными.
– Желание похвальное. Только, если с первого раза ничего не получится, особо не переживайте, у нас есть связи при дворе, в том числе и в военном департаменте, так что решим вашу проблему.
– Не хочу вас обременять, тем более что я ни в чем не виновен. Ходят слухи, что новый император навел порядок и заставил чиновников работать.
– Это всего лишь слухи, Виктор Алексеевич, а слухи не всегда отражают реальное положение дел. – Лачин внезапно улыбнулся, что с ним случалось чрезвычайно редко, и тут же пояснил. – Вспомнил случай, как испанские послы завезли в Петербург обезьян.
– Интересно. Никогда об этом не слышал.
– Испанцы завезли диковинных для россиян зверушек для продажи, чем и занимались, выставляя их в окна своего посольства. Правда, продолжалось это безобразие недолго. В один прекрасный день мартышки сбежали из посольства и вломились в расположенную напротив резиденцию петербургского архипастыря, где начали скакать между богомольцами, наводя на них неописуемый ужас. Полиции пришлось несколько часов отлавливать проворных животных, а разбежавшиеся в ужасе паломники по всей Руси разнесли весть о нашествии на Петербург живых чертей. (1) Вот что такое слухи, Виктор Алексеевич. – Закончил свой рассказ Лачин. – Впрочем, попробуйте, может, что и получится.
Два дня Виктор мотался по кабинетам без особого успеха, пока, один майор не проникся к нему сочувствием и не пообещал свое содействие. Чтобы в спокойной обстановке обсудить проблему, он предложил Соколову встретиться вечером в одном из ближайших трактиров. Угощал, понятное дело Виктор, который снял для этого отдельный номер. Вылакав бутылку коньяка и плотно поужинав за чужой счет, майор, сытно рыгнул и, откинувшись на спинку стула, менторским тоном изложил Соколову азбучную истину решения всех проблем – деньги. Уже через несколько минут майор с разбитой мордой, лежал на полу, издавая громкие нечленораздельные звуки, а Соколова везли в ближайшее отделение полиции.
Поздно вечером Лачину доставили записку от пристава Московской полицейской части Кротова.
– Сожалею, что пришлось побеспокоить вас, уважаемый Тимофей Иванович. – Пристав допил свой чай и вытер руки о лежавшую на столе салфетку. – Однако задержанный нами бывший ссыльный Соколов утверждает, что временно проживает в вашем доме.
В слащавом голосе пристава Лачин не услышал даже намека на декларируемое сожаление, да и вызывать его в столь поздний час не было никакой необходимости, поскольку Виктор Соколов был официально зарегистрирован в полиции еще два дня назад.
– Что натворил капитан гвардии Соколов? – Из приличия поинтересовался Лачин, уже зная, чем все закончится и, заранее приготовив десятирублевую ассигнацию. – Надеюсь, он не собирался взорвать арсенал?
– Вы напрасно пытаетесь все обратить в шутку, господин Лачин. Бывший капитан гвардии Соколов избил майора Хвостова при исполнении им служебных обязанностей.
Пристав сознательно сделал акцент на слове «бывший».
– И где это произошло?
– В трактире Палкина что на …
– Я знаю, где находится трактир Палкина, Семен Михайлович. – Оборвал разговорившегося пристава Лачин. – Обычная пьяная драка, зачем «из мухи делать слона». Какие служебные обязанности мог выполнять этот майор в трактире, тем более после работы. Выписали бы штраф, да отпустили на все четыре стороны.