– А не припоминали норны имя Хомиша?

– Норны не припоминали, но сам я кой-что вспомнил. Был у нас муфель по имени Хомиш, задолго до битвы был. По белоземью приходил в мою пивальню.

Мамуша глянула на Фрима. Он взял лапку мамуши в свою и тихо погладил. Папуша Вака оборотился на площадь, что немного стихла, и вновь заговорил для всех:

– Еще норны донесли, что нет больше ни одной деревни целой. Все, кто не сгинул под налетами Черного Хобота, остались без крова, без скотины и без пропитания. Полей радостецветов тоже нет. Мало кому радость такая досталась, как выжить.

– Радость ли?! – выкрикнули снова из толпы, но в этот раз на голос не повернулся никто. Все глаза были направлены на Ваку Элькаша и Фло Габинс.

Муфли, что гудели и егозили до этого, вдруг замерли и словно дышать перестали. Они как будто именно в этот момент осознали всю необъятность их беды. До сей поры казалось, что беда есть, но она лишь беда каждого единичного муфля, и ничья больше. Но вот сейчас всем до самых шпор стало очевидно – беда пришла не размером с их муфликовые сердечки и даже не размером с их жилища или соседнюю деревню, а размером во все Многомирье.

Летающие до того паутины словно растворились в воздухе. Норны втянули хоботки, уселись кто где и даже не шуршали крылышками. Птицы замолкли. Кусты перестали шелестеть. Морочная тишина тяжестью упала на площадь.

– Что за радость видеть такое? – раздалось снова.

– Кто там затрекотал? – прищурилась мамуша Фло.

– Я сказал! Я, Рыжик Роу, – вспрыгнула над толпой рыжая, коротко стриженая голова и завертелась во все стороны. Рот муфля скривился, лицо его было все в шрамах, а через правый глаз проходила свежая повязка. – А как нам теперь без Хранителя? Где он?! – и муфель невпопад прокричал трижды на всю площадь: – Кто, может, знает какие вести о Хранителе?! Кто, может, знает? А? Чего молчите? Знает кто о Хранителе?

– Его искали, и ищут, и будут искать, – отрезала мамуша Фло.

– Верный вопрос этот рыжий задал, – толкнул Рыжика Роу одобрительно в бок муфель с длинными седыми волосами, завязанными в тугой хвост, что стоял рядом. – Где Хранитель? Нет его! Чего искать? Нечего искать!– говоривший демонстративно развел большими ладонями, и они, что весла, загребнули воздух, наполняющийся шушуканьем. – Глаза откройте! Шлюпка нам. Почернела гора Хранителя. Не светится. Бесцветная стала. Не переливается всеми семью цветами радости, как в добрые времена. Нет больше и самого Хранителя. Все-то шепчут по жилищам, а громко сказать трусят.

– Храм бы надо восстановить! – предложил звонкий голос из толпы, и вверх взметнулась лапа, но ее быстро одернули, а звонкий голос перебил другой, старческий и ворчливый:

– К чему нам храм? В иные времена там Хранителю отписывали свои просьбы, а ныне, когда Хранителя нет, к чему храм?

– А книги и праздники? – вновь раздался звонкий голос, и снова поднялась лапа, но эту поднятую лапу сразу опять стянули вниз.

– К чему нам праздники и книги, когда пуза пустые? – проворчал муфель с хвостом и глянул искоса на рыжеголового соседа, который раздулся, как воздушный шарик. – Говорю ж, все шлюпкой накроемся.

– Нет книг, нет добра, нет и свода добрых законов! – громко крикнул Рыжик Роу, и с разных сторон полетели вопросы и резкие, грубые ответы:

– Где же Хранитель?

– Не искал никто, надо отыскать…

– Лучше еду будем искать, книгами сыт не будешь!

– К нам все муфли съехались, и ни один не привез с собой едьбы!

Гул нарастал. Множились шепотки: «Самим жрать нечего. Брюхо пусто, а когда брюхо пусто, к чему расшаркивания?» – «И то, ни к чему», – «Одна солодрянка дикая и осталась. Не особо-то и вкусная. Но иной еды поди сыщи…»