Все шло хорошо, Гулин успел провести лабораторные работы. Есть даже в каком-то геологическом журнале снимок, где он сидит за микроскопом, обрабатывает материалы вот этого Томторского месторождения. Но вдруг неожиданно он получил телеграмму из Ленинграда: там случилось большое несчастье, ему срочно пришлось покинуть Томтор. Причем он не доделал капельку буквально из того, что нужно было доделать, – какую-то пару таблиц. Сергей оставил вместо себя человека и умчался. А потом, когда дома все было улажено, он попросил, чтобы его вернули туда же, в Томтор. Но не тут-то было, его не пустили. Вот так он оказался в Певеке. В РайГРУ, где работал и Олег Куваев.

Министр землепользования позже рассказывал мне, что Гулин обладал невероятной наблюдательностью и умением складывать все факты – географические, геологические, делать анализ математический, физический. Иногда по одному камушку ему удавалось составить целую схему будущего месторождения. Вот таким он был геологом.

Гулин был всегда подчеркнуто красиво одет. Однажды мы с ним оказались вместе в клубе, на танцах. Туда нас притащила Стэлла Скляренко. Ей Сережка очень нравился. И она рассчитывала, что он первую ее пригласит, но он пригласил меня. Я рассмеялась, говорю:

– Ну что же вы, пришли со Стэллой, а зовете танцевать меня? И потом, что вы делаете на танцах, вы же Байроном вроде прикидываетесь?

– Ну, бывают же исключения.

Я продолжаю:

– Вы разодеты, как на бал, и вдруг опустились чуть ли не до народных танцев. А костюмчик-то, – говорю, – вы как, в Париже шили или где?

– На Петроградской стороне. У одного и того же портного, мама заказывает.

Потом как-то мы еще где-то встретились, я говорю:

– Ну как? Новый костюмчик еще не пришел от мамы?

Он разоткровенничался:

– Еще нет. Не время. Мама раз в два года всегда заказывает мне костюм. Она говорит: «У нас с тобой в семье много несчастий. Но мы не должны показывать, что нам плохо. Мы должны быть подчеркнуто всегда красиво одеты. И держаться так, как будто у нас все хорошо». Она так и приучила меня. И я иначе не мыслю своей жизни.

– Но вы такой наглаженный всегда, вам кто-то помогает?

– Я сам все умею. Я и стираю, и наглаживаю. И дырки могу зачинить.

Мы с ним шли по коробам, был уже вечер. И вдруг к нему подходит какой-то мужчина и говорит:

– Сергей Александрович, завтра зайдите в первый отдел.

– Хорошо.

Мы пошли дальше. Гулин прервал молчание:

– Видите, это первый отдел, они от меня никогда не отстают. То одно, то другое. То надо объяснения, то еще что-нибудь. А все из-за того, что отец мой был врагом народа. Значит, и я – враг народа. Поэтому к секретным документам меня не допускают. Вот вся моя жизнь. Поэтому мама меня и обучила такой обороне. Выглядеть всегда хорошо, и работать хорошо, что я и делаю.

На Чукотке меня заставляли делать репортажи о ремонте горной техники, о бригадах коммунистического труда, о всяких райкомовских заморочках. Всем приходится выполнять какой-то труд, который не по вкусу. Ну что делать? Надо – значит, надо. Рубин считал, что газета не может без этого выходить. Я делала это для Рубина. Так было надо, чтоб газета эта существовала, чтоб ее не закрыли.

Я мало времени проводила в Певеке, все больше была в командировках. Мне говорили:

– Ну что ты носишься по этим командировкам? Зима же. Там сейчас не так много работы.

– Во-первых, интересно. А во-вторых, ну что сидеть на одном месте? Материалы-то нужны разнообразные.

Вначале я вообще боялась, что меня могут отозвать, если я не буду освещать партийную жизнь, горную промышленность и так далее. Поэтому из страха писала много. А потом это уже вошло в привычку. Да и интересно было каждый раз ездить на новое место.