Как геофизик Куваев занимался специальными измерениями. И я понимала, что, действительно, это жуткая работа. Очень рискованная. Он и его команда садились на маленьких «аннушках» на дрейфующий лед. Асы-летчики и асы-геофизики. Измеряли приборами, что находится под дном Ледовитого океана. Причем это были такие короткие посадки и подъемы. Посидят, измерят, взлетают и опять садятся. Так продолжалось с утра и до ночи. А дальше они шли спать. И вот, когда он заканчивает письмо, обычно пишет: «Ты знаешь, летчики бунтуют, они устали, требуют, чтобы выключили свет». Они все вместе там в каком-то бараке спали, и наука, и летчики.

В одном из писем Олег мне писал: «Ты знаешь, за все прошлое лето я встретил одного-единственного комара, хотя объехал 600 километров по морю, лазал на горы, был на острове Врангеля и так далее. И комаров не было».

Столько в голове его рождалось мыслей. То под землю надо лезть, то нужно по какому-нибудь болоту вплавь переправляться. То он лодку гудроном поливал для путешествий по океану. И на этой утлой лодке, чтобы не видел портовый надзор, надо было выползти глубокой ночью. Потому что из Чаунской губы на таком суденышке не выпустили бы, там все-таки следили за порядком.

Я далеко с ним не плавала. Я боялась Олегу признаться, что не умею плавать. Могу по-собачьи только барахтаться возле берега. Я страшно боялась воды, потому что когда-то тонула в детстве, меня за волосы вытащили и едва откачали. И поэтому каждое плавание с ним было для меня на грани возможного. Выплывем – не выплывем. А он радовался жизни, греб и по Тихому океану, и по Северному Ледовитому. Где он только не плавал!

Однажды вечером я прихожу с работы в свой барак. Стук в дверь. Входит Олег и показывает телеграмму: «Умер отец». Ему нужно на похороны, а с билетами на Чукотке вечные проблемы. Я-то летала без билетов. Помашу самолету – меня сажают на рейс. И тут я говорю:

– Олег, я все-таки журналист. Хоть я еще новоиспеченный журналист, но я достану тебе билеты. Ты сиди здесь, в бараке, и жди. И я найду машину до Апапельгино, до аэропорта.

Я подняла на ноги райком партии. Достала ему бесплатные билеты. Но самое главное, я вырвала у кого-то машину, чтобы довезти вовремя до самолета.

Когда он забирал вещи, я увидела его комнату в «Рахмановке». Там были две кровати. Над одной висела фотография Куваева, над второй – другого человека, Сергея Гулина. Они делили комнату на двоих. Как это часто бывает, то дружили, то враждовали. На прощание он крикнул соседу:

– Серега, вот Бэлла, она только что приехала. Постарайся помочь ей там кой-что достать у наших хозяйственников. Потому что ей комнату дали, там надо обустроиться.

Им почему-то казалось, что жизнь моя была трудной. На самом деле все было наоборот. Это у них была очень сложная жизнь. А мое дело – достать машину и ехать на ней в какую-нибудь командировку, сделать репортаж, очерк, – это гораздо легче, чем искать золото. Сколько жизней положено было за это золото!

Так мы познакомились с Сергеем. Могу сказать, что на всю мою жизнь до конца, до самого последнего часа жизни в моей памяти останутся и Олег Куваев, и Сергей Гулин. Просто два совершенно удивительных человека. Я по-разному к каждому из них относилась. Это были люди, ни на кого не похожие. Настолько интересные, образованные. Они читали такие книги, о которых другие геологи даже не слышали. Знали работы зарубежных геологов. Они лезли во все самые невероятные экспедиции. Они тонули, проваливались в какие-то ущелья. С ними происходила масса каких-то вещей. И никогда никаких жалоб ни на что. И даже не вытащишь рассказа об этом ни из того, ни из другого. Настолько это были нестандартные люди. Им нравилась эта жизнь. Вся эта палитра жизни со всеми трудностями. Им нравилось это северное солнце, им нравились эти чертовы сыпучие сопки. Им нравился Северный Ледовитый океан.