Я жила в общежитии. Сорок человек в комнате было. Ужас просто. Придешь вечером – в столовой есть нечего. И ты робким голосом с порога спрашиваешь:

– У кого-нибудь корочка хлеба есть? Нет ли у кого-нибудь черствого кусочка хлеба?

Всегда у кого-нибудь находился. И у меня находился, я тоже давала. Ты брал воду. Ел корку, запивал водой, и хорошо. Потом на Чукотке, когда я возвращалась из командировки, я тоже входила в комнату и говорила:

– Нет ли у нас черствого кусочка?

Хотя в комнате кроме меня никого не было. Начинала искать в тумбочке, на которой стояли ведро с водой, плитка. Находился какой-нибудь засохший кусок. Я мазала его красной икрой, засовывала в рот и спокойно, съев этот кусок, ложилась спать. Это тоже было прекрасно. На самом деле, очень сытно оказывалось, хотя кусочек и был маленький.

Пятый курс университета, 1959 год. Заседает комиссия по распределению. Я прихожу и говорю:

– На четвертом курсе я просила, чтобы вы мне достали место на Чукотке.

Заветная Чукотка должна была дать мне очень хороший старт.

Но члены комиссии говорят:

– Нет, увы, Чукотки в списке нет.

– Как это нет?

Проверили несколько раз:

– Нет. Ну, не прислали запросы оттуда, нет Чукотки. Но есть Магадан. На радио.

Я начинаю спорить с комиссией. А мне говорят:

– Подумай, как же ты поедешь в Магадан там или на Чукотку? Ты посмотри на себя. Ты же сплошное самовычитание.

Я была очень тощей. Маленькая, худенькая… Я говорю:

– Я все выдержу. Давайте мне этот Магадан, я там разберусь, в Магадане.

В общем, с большим трудом я получаю Магадан. Я даже плакала на комиссии:

– Не отдавайте никому Магадан, дайте мне.

Дали мне Магадан. Стали меня собирать. Мама купила мне светленький чемодан, я туда все свое уложила, потом мама запаковала.

Впервые все эти откровения, связанные с семьей и моей жизнью, я рассказала Олегу Куваеву. Потому что и он мне все откровенно рассказывал.

Куваев незадолго до меня появился на Чукотке и еще недавно был студентом. Он начинал свою практику в поселке Эгвекинот. Когда практика закончилась, уехал в Магадан, в геологическое управление, но надеялся получить вызов для работы на Чукотке. Он работал в своих первых партиях. И был чрезвычайно талантливым геофизиком. Удивительный жизнелюб, очень веселый, радостный по натуре человек. Он мечтал о том, что проживет долгую жизнь, опустится на дно Северного Ледовитого океана. Верил, что найдет золотую бабу аримаспов и серебряную гору, где можно ножом отрезать от горы серебро чукчей.

Про Гиперборею я прочитала, еще когда училась в университете. И оказалось, что мы с Олегом Куваевым помешаны на этой мечте. Каждый по отдельности. Он узнал о ней, когда учился в Геологоразведочном институте в Москве.

Мы быстро подружились с Куваевым. Он был старше меня на один год. И вот как-то Олег собирается в длительную командировку в Магадан. Я попросила его, чтобы он зашел в библиотеку и посмотрел, что там есть по истории Чукотки.

Олег говорит:

– Самый лучший источник, если тебе нужно узнать о строительстве социализма в Певеке, это Наум Пугачев.

– Кто такой Наум Пугачев?

– Наум Пугачев был послан сюда в начале тридцатых годов. Чукотка тогда Хабаровскому краю подчинялась.

Он пообещал что-то узнать и написать мне. Когда Олег прислал свое первое письмо, напечатанное на машинке, я, не распечатывая, отправила его назад со словами: «Письма имеют ценность только тогда, когда они написаны самим человеком. Потому что я смотрю на твои буквы и понимаю, в каком ты настроении писал. Что с тобой происходит. Это чувствуешь через письма». Дальше все письма он мне писал от руки.