– Слушайте, я, честно, не врубаюсь, какая разница между мной и людьми, которые делают пирсинг на языке. Или на губах. Или в ушах, боже мой. Это мое тело. – Она оглядывает круг; никто не шевелится. – Это украшение. Типа татуировок. – Она продолжает говорить так, словно все случайно наткнулись на нее, пока она болтала с кем-то еще. Как будто это мы все новенькие, а не она. – Лучше, чем когда люди сгрызают ногти до крови. В смысле, они же прям едят свою собственную плоть. Каннибалы.

Тиффани, которая сгрызает ногти до крови, прячет ладони под бедра.

– Ну в смысле, чего все так парятся? У нас же свобода самовыражения, не?

Я тру край манжета между пальцами. Откуда-то издалека доносится яростный лай. Аманда/Анда рассказывает о какой-то статье в журнале. Я немного поворачиваю голову, чтобы разобрать слова.

– Прикиньте, раньше людям все время пускали кровь, – говорит она. – Когда они болели. Это вызывает всплеск эндорфинов.

– И… – Все головы поворачиваются на голос Клэр. – Тебе становится лучше от этого? – спрашивает Клэр.

– Однозначно. – Аманда/Анда ерзает на стуле. – Это кайф. В смысле, ты чувствуешь себя потрясающе. И не важно, как плохо было до этого. Эмоциональный подъем. Как будто ты внезапно ожил.

– И тебе хочется это повторять? – спрашивает Клэр.

Пальцы у меня онемели, так сильно я сжимаю рукава.

– Ну да. А что?

– Давай я перефразирую, – медленно произносит Клэр. – Тебе необходимо это повторять?

Новенькая наклоняется вперед, сидя на стуле, и ее темные глаза сверкают.

– Мне нет, – говорит она. – Я это контролирую. Я всегда контролирую это. – Она скрещивает руки на груди; ее локоть задевает мой. Я подпрыгиваю.

– А как у тебя, Кэлли? – Голос у Клэр громкий. – Ты контролируешь это?

В комнате мертвая тишина. Дебби перестает жевать свою жвачку для похудения. Даже пес прекращает лаять. Где-то далеко в коридоре звонит телефон – один звонок, два, три. Невидимый голос отвечает.

– Кэлли?

Я чувствую, как новенькая поворачивается и смотрит на меня.

Я киваю.

И я чувствую, как все остальные в группе выдыхают.

Остаток сессии я провожу, считая стежки на кроссовке и ненавидя эту Аманду/Анду, ненавидя Клэр, ненавидя это место. Потому что теперь все знают, из-за чего я здесь.

За ужином я сижу на своем обычном месте, в дальнем конце длинного прямоугольного стола, и пытаюсь жевать каждый кусок двадцать раз. Так получается, что я трачу на еду ровно столько времени, сколько все остальные, – на еду плюс болтовню. Другие девчонки отвернулись, обсуждают какую-то петицию. Сидни говорит, ей хочется пиццы. Тара предлагает обезжиренный йогурт. Петиция, вычисляю я, наверное, касается еды. Бекка говорит, что хочет безглютеновых крутонов, что бы это ни было.