Ведут они себя так грубо, что я с трудом держу себя на месте. Вышла бы и стала бы на них тявкать или даже кусаться, как Моська на слона. Пока не пришиб бы меня ногой кто-нибудь из них.

Но вышла бы!

Если бы была уверена, что мое явление не доставит этой женщине еще больше боли, нежели какие-то отморозки со словарным запасом из междометий.

Потому и продолжаю прятаться, впиваясь пальцами в кусты, и молюсь, чтобы гопники поскорее свалили и ни в коем случае не притронулись к матери Ларетты.

Они вроде отступают. Плетутся изображать из себя пупов земли где-нибудь в другом месте, а женщина устало вздыхает и идет в дом.

Вроде как самого страшного не произошло. А на душе гадко… Тьфу.

— Леди Сьерра? — Звучит знакомый голос, и, подпрыгнув в обороте, я смотрю на Озорника. А он — с неменьшим любопытством на меня.

Эм… да. Не каждый день увидишь барышню, подглядывающую за кем-то из кустов.

— Я ничего дурного не задумала! — сразу же заверяю я.

Вот так вот. Теперь оправдания сами выскакивают изо рта вместо приветствий. Выдрессировали, блин!

— Я и не думал. Но что вас так увлекло? — Кажется, у этого дядюшки, действительно, нет предубеждений на мой счет. — Рэкетиры?

— Вы знаете, что им нужно от… — И тут я осознаю, что не знаю, как зовут женщину.

— От госпожи Ганны? — продолжает за меня… его имени тоже не знаю до сих пор!

— Да.

— Она брала кредит на обучение дочери и успешно его гасила до последних событий, — говорит мужчина, внимательно наблюдая за моей реакцией. Не то чтобы хочет уличить в чем-то или поймать, а так, с каким-то непонятным любопытством, как мне кажется.

— А вы откуда знаете?

— Так соседи же. Меня, кстати, Серафим зовут.

О! Вот так имечко! Наше, родное. Может, тоже попаданец?

— Могу я вас кое о чем попросить, господин Серафим? — аккуратно спрашиваю я, концентрируясь на том, что сейчас куда важнее, чем разгадка личности Озорника.

— Пф-ф. — Тот смеется. — Смотря, о чем попросишь.

— Мне нужна услуга. Возможно, это покажется вам наглостью, но сама я никак не могу, — объясняю я ему и тут же стягиваю с пальцев все кольца.

Местные ценники мне неизвестны, но, судя по размерам камешков, они должны стоить прилично.

— Вы можете продать эти драгоценности и передать деньги госпоже под каким-нибудь неброским предлогом или самим рэкетирам, чтобы отстали? — прошу я, храня хрупкую надежду, что не откажет.

Откажет ведь? Свалились ему на голову чужие проблемы.

— Хочешь откупиться деньгами от крови? — уточняет он, и его улыбчивое солнечное лицо становится непривычно строгим и холодным.

— Нет, я не…

«Виновата»? А могу я так говорить?

— Я просто хочу помочь чем могу, — только и шепчу я.

Мужчина смеряет меня внимательным взглядом и вновь улыбается по-доброму.

— Ну раз хочешь, помогу. — Перехватывает у меня побрякушки с каким-то уж очень хитрым видом. Не жулик ли? — Чаю хочешь? — предлагает господин.

— Нет, спасибо, — мотаю головой.

— Ну, тогда возвращайся через день. Сама увидишь, как я твое поручение исполню, чтобы душа была спокойна, — предлагает мне дядюшка.

Эх, а я его только что к жулью приписала.

— Спасибо, — отзываюсь со всей искренностью и спешу унести ноги, пока никто лишний меня тут не увидел.

Вечером, как и планировали, мы с Лейси оправляемся в «театр». Из-за ее версии прикрытия приходится распрощаться с планом принарядиться во что-нибудь неброское и нацепить выходное платье. Но с закрытой шеей — и такое есть в гардеробе. И оно темное, что отлично подходит.

А вот кузина додумывается напялить алое. Заставила бы ее переодеться, но времени нет. Эх. Будет отсвечивать теперь, как фонарь.

Это и говорит ей Алонзо, когда встречает нас у входа в одно из зданий. С виду оно походит то ли на ресторан, то ли на гостиницу в четыре этажа. Приличное такое.