Таня направилась снова на кухню, но специально шла тихо, чтобы слышать звуки за дверью в комнату брата. Как только она села за стол, послышались шаги, открылся внутренний замок, и скрипнула дверь. Таня ждала его в дверном проёме. Шорохи из коридора стихли, стихли совсем рядом у входа на кухню. Таня задержала дыхание, чтобы создать впечатление, будто в комнате никого нет – только тогда Коля зайдёт. Зашёл. Его глаза выдали удивление и миллисекундный испуг. Но тут же надел маску равнодушия, подошёл к холодильнику, поискал алюминиевую банку колы и хлопнул дверцей.

– Ты же сказала, что есть, – Коля нахмурил брови.

– Посмотри получше.

Коля хотел что-то ответить, открыл рот, но лишь с досадой вздохнул и отвернулся. «Специально держит. Хочет почитать очередную лекцию. Давай, начинай – я готов. Только знай, что ты …»

– … достала, – сказал Коля громче, чем хотел, но, кажется, она не услышала (вместо «достала» сначала пришло другое слово, которое он не рискнул сказать). Он посмотрел на Таню. Она была похожа на папу, но с чертами мамы. Выделялись мамины скулы и подбородок. И мамина коса, только не покрашенная в белый цвет. У Коли появилась целая шевелюра на голове: небрежно разбросанные, плавно изогнутые волосы торчали во все стороны, по форме похожие на хирургические иглы.

– Ты видел объявление о пропаже?

– Что пропало? Где пропало? – Коля переменил иронию у отца. Но папина ирония больше нравилась Тане: у Коли она часто была злобной.

– Не что, а кто. Девушка пропала.

– Какая? – она в самом деле смогла его заинтересовать, что достаточно трудно.

– Её зовут София. Ты, наверно, видал её у …

– Почему ты говоришь «зовут»? – он почти по буквам сказал последнее слово.

– Потому что, если она пропала не значит, что мертва, – резко ответила Таня. Слово на букву «м» Коля повторил в голове несколько раз. Он слышал уже это слово, а в первый раз услышал, когда кто-то, похожий на врача (позже ему объяснили, что это патологоанатом), говорил про маму: «У неё повреждены первый и второй шейный позвонок – остановилось сердце и дыхание, из-за этого она мертва.» Сразу после услышанного у Коли что-то пошло не так. Вернее, не у него, а в самом в нём.

– Её будут искать?

– Будут. Вот только когда и где …, – Таня осеклась, она вспомнила, что не дочитала объявление и по старой привычке хотела начать что-то объяснять Коле, будто сама всегда обо всём знает. Хотя она, конечно, знала больше Коли, особенно про бухгалтерию, но как раз таки объяснять бухгалтерию ему надо меньше всего. Иногда она понимала, что превращается из старшей сестры, понимающей и поддерживающей сестры, отталкивающейся из собственного опыта, в воспитательницу, не та которая любит, а та которая делает это ради денег и просто выполняет свою работу. Хотя иногда и старшие сёстры бывают хуже воспитательниц. Гораздо хуже. Но кем бы Таня сейчас не была, она считала своей обязанностью наказать Коле что можно, а что нельзя. «Скорее всего будет больше нельзя.» Коля уже нашёл красную блестящую банку колы на нижней полке за зелёным частоколом из перьев лука и ещё какой-то травы, открыл и оторвал колечко. Попивая напиток, собирался уходить. Но на пороге его окликнула Таня.

– Пойдёшь на улицу – за территорию села ни ногой.

«Начинается…

– Хорошо. Хотя я и не собирался.

– В лес, в поле, на речку или куда-то ещё – никуда за пределы Заречного ни ходи.

«Ну почему? Почему она это всегда делает?» Коля сжал кулаки и, чтобы успокоится, делал вдох-выдох.

– Хорошо. Я понял, – не выдержав, он совсем слегка смял банку в руке. Из почти полной ёмкости брызнули пенящиеся коричневые капельки, пара из них попала на футболку Коли. Хотелось ещё надавить, но понимал, что уже сделанного – достаточно для новых, невероятно раздражающих наставлений. И очень не хотелось потом оттирать тёмное пятно с голубого ковра.