Помогите найти человека Близнец

* * *

В семнадцать лет Таня могла лишь предполагать, но на самом деле и понятия не имела, как жизнь может измениться, можно сказать, оборваться за полсекунды. Яркая, счастливая и, казалось бы, очень долгая – становится воспоминанием, а затем серая и полная скорби. Таня знала, что такое скорбь, но по-настоящему понять не могла, так как никогда этого не испытывала. Она, наверно, вряд ли поняла, что скорбела, когда стояла между двух могил на загородном кладбище. Серый камень, из которого были сделаны надгробия, истощал печаль и холод. И Таня это чувствовала уголком сердца, большим замёрзшим уголком. «Простите меня, пожалуйста! Простите.» Смерть была так близко к ней, дотронулась до неё, но прошла мимо. Старая карга с косой только усмехнулась и клацнула зубами.

Тогда, ночью, часу в первом, Таня помнила большую спину отца перед собой, напряжённое гудение автомобильного мотора, тихое сопение брата, Коли, на соседнем сидении. Кондиционер гудел – приятно остужал, машина слегка вибрировала и этим усыпляла. Первыми поддались сну Коля и мама Оля. Мама спала как убитая. Перед тем, как расслабиться в машине, она встала в шесть утра и бодрствовала почти восемнадцать часов, и пять из них в своей однодневной командировке, затем прошлась по магазинам в дорогом торговом центре, уж так повезло попасть на распродажу, и остаток времени провести в машине. Семилетний Коля вслед за мамой ходил по примерочным, получил школьную форму и так понравившееся ему милый красный пиджачок на первое сентября. «Если бы он знал, что учится не так уж весело.» Такой двухчасовой поход утомил младшего брата – тоже спал. Но не крепко, на редких кочках он приоткрывал глаза и опять закрывал. Папа Володя сумел уснуть в машине днём, пока его семейство было съедено на два часа стеклянными дверьми торгового центра, но с зевками вёз себя и семью домой. Таня хотела следовать его примеру, да только зевки были чаще раза в два, и веки утяжелились куда сильнее, чем хотелось. За окном она ничего толком разглядеть не могла, но точно знала, что они движутся быстро. Даже, наверно, слишком.

– Нам ещё долго? – Таня подняла взгляд на папин седеющий затылок.

– Нет, – послышался голос отца. Таня уловила, что он на неё смотрит через зеркало заднего вида. Взгляд у него уставший. Девочка протёрла глаза.

– Поспи, – папа снова смотрел на дорогу. – Ты успеешь вздремнуть.

Таня привстала и посмотрела через плечо отца на стрелку спидометра. «Сто тридцать.»

– А сколько примерно осталось?

Владимир вздохнул, будто у него не нашлось ответа на вопрос дочери. Хотя, может быть, он просто от усталости раздражается – машина ускорилась, а спидометр показал сто сорок.

– Не знаю. Километров шестьдесят-пятьдесят.

На плавном повороте Володя снизил скорость, но, повернув, снова набрал те же сто сорок. Понемногу стрелка спидометра набирала сто пятьдесят. Нога на педали газа начинала колоться изнутри. «Этого ещё не хватало.» Володя сменил ногу, а затёкшей ступнёй стал наворачивать круги, пытаясь разогнать кровь. Когда скорость чуть превысила сто пятьдесят пять, нога перестала беспокоить, и он переставил её обратно. Чей-то зевок и опять тихий гул мотора. Ольга перевернулась с левого бока на правый и шумно набрала в лёгкие воздух. А Коля наоборот: с правого на левый. Таня умилилась его по-детски маленькому лицу и, если бы он не спал, она бы ущипнула его за пухлую щёчку. Или за немного курносый, веснушчатый нос, доставшееся ему от бабушки. У Тани был совсем обычный отцовский прямой нос, ещё у неё светло-голубые глаза от мамы, а карие у Коли от папы. Волосы у них были идентичные, русые, только у Коли на один оттенок темнее. Коле очень не нравилось, когда его щипают, отвечал кулаком или взаимным щипком. Но что бы он не делал, это вызывало очередной танин смех, издевательский, но такой глупый, что хотелось тоже засмеяться. «Зуб за зуб» – так называла это мама. Когда Коля впервые услышал такое несложное из трёх слов предложение, начинал его повторять и часто невпопад. Таня называла его дурачком, Коля опять злился, смешно дрался, сестра задыхалась от хохота и так продолжалось до бесконечности (до тех пор, пока мама их не разнимет).

– Почему ты так быстро едешь? – странный вопрос человеку от человека, которые оба очень торопятся.

– Я бы сейчас хотел бы поскорее вернуться и выспаться. Думаю, ты тоже хотела бы – поэтому гоню, как могу, – голос звучал раздражённо, с жгучим нетерпением к недовольству в свой адрес.

Таня бы промолчала: отец не в духе и лучше не будить в нём зверя, особенно сейчас. Но не смогла сдержать свои переживания:

– Мы можем… выехать за обочину или врезаться…

– Без малейшего сомнения можем, и это наверняка случилось бы, если вёл машину не я. Успокойся, всё будет нормально. А теперь будь так добра ко мне – закрой глаза и усни.

Таня оценила иронию и взглянула на затылок отца. Но её внимание переключилось на пару далёких белых фар, будто два маленьких серебристых глаза в толще тьмы. Машина. «Кажется, она по встречной полосе гонит.»

– Пап, ты видишь машину?.. Убавь скорость, – она чуть не сказала в конце «пожалуйста». «Глаза» приблизились.

Отец промолчал.

– Она, кажется, по нашей полосе едет, – у Тани заканчивались аргументы.

Папа сбавил. Стало девяносто километров в час. Чужой автомобиль приблизился и стало понятно, что он едет не по своей полосе, а ровно посередине, так, что дорожная разметка ровно пополам его разрезает. Володя подъехал к обочине, два правых колеса соприкоснулись с не асфальтированным участком. Началась тряска, и камешки из-под колёс ударились, как дробью из дробовика, по лонжерону и днищу автомобиля с той стороны, где сидели Коля с мамой. Под эти стуки Коля открыл глаза и поглядел сначала на Таню, потом вперёд, пытаясь понять, что происходит. Мама ещё спала (никто в тот момент не знал, что она просто не успеет проснуться). Таня смотрела через отцовское плечо вперёд, прямо на машину. Её волнение перевоплотилось в тревогу, а затем в страх. «А что, если…?»

– ВЫХОДИТЕ!!! – услышала Таня голос отца и поняла, что их машина остановилась на обочине. Когда Володя открыл дверь, произошёл оглушающий звук лязга металла и стекла. И много света. Обе машины проехались по инерции в сторону, будто их резко дёрнули, как рыба поплавок. Их пронесло сантиметров сорок по земляной насыпи, на которой была асфальтированная дорога, и по крутому склону одну из машин, с тремя колёсами: четвёртое выбило, понесло вниз. В ней находилась Таня, Коля и их мама. Отца в салоне не было – его отбросило на середину дороги со сломанными рёбрами в лёгких, пробитым черепом и десятком других переломов. «Он умер в момент удара» – скажет через пару дней патологоанатом.

Таня намертво схватилась за спинку сидения, в котором сидел отец, и когда машина перестала съезжать по склону, то расслабила пальцы. У неё начинала болеть голова из-за громкого звука и из-за того, что ее отбросило вперёд. Мышцы шеи будто ударило током. Болел верх позвоночника. А в глазах потемнело из-за прилившей крови. Когда Таня снова смогла видеть, не успела ничего рассмотреть, как снова начались движения. Её вздымало вверх, она будто взлетала, была в невесомости. Она на мгновение подумала, что умерла, но полёт кончился, она вниз головой упала, повисла на ремне, и крыша автомобиля промялась. Машина перевернулась. В этот момент послышался хруст, похожий на те хрусты, когда папа топором рубит кости барана или козы на бульон. Таня пригнула голову, подумав, что её шея сломана, но с ней опять всё в порядке. Тогда она перепугалась сильнее и посмотрела на Колю. Тот просто спрятал голову в колени и плакал. «Слава Богу, жив.» Но вид с мамой Таню очень не обрадовал. Её голова была неестественно опрокинута назад. Венки на висках вздулись, а глаза покраснели. Из уголка рта текла струйка крови. «Она …?» В душе Тани что-то надорвалось, её душевный кран, регулировавший поток слёз, сломался и не может прекратить солёный шквал. Таня отстегнула свой ремень, ловко упала на колени, упёрлась руками об измятую крышу и попыталась отстегнуть ремень Коли.

– Давай, Коля. Надо отстегнуть эту фигню, – Таня несколько раз нажала на красную кнопку, та продавливалась, но не выпускала металлический язычок. Из замка доносились щелчки, но девушка поняла, что они неисправные. Коля оттянул ремень на всю длину и вылез из-под него, сделал это с таким видом, будто с самого начала знал, что выбраться нужно именно таким способом.

– Он сломался, – тихо сказал Коля. Его голос немного дрожал, но в целом оставался спокойным. Таким же было его покрасневшее от слёз лицо – ничего не выражающее, будто Коля ничего такого только что не пережил. «Будто он не рад, что выжил.» Пока Таня плакала, Коля чувствовал, что его лоб саднило, а в груди было что-то вроде пустоты, пропасти, куда провалились его эмоции, недавний сон и всё остальное. Но кое-что осталось, отдалённо напоминало тревогу, но не было ею. Он взглянул на маму и уже не мог опустить взгляд. Таня взяла его за руку и прижала к себе. Она знала, что нужно выйти, даже безуспешно попробовала открыть дверь – не поддалась. Выбить слегка потрескавшееся стекло не хватало силы – всю силу забрали слёзы и адреналин. Хотелось лечь и зареветь по полной, именно так и хотелось: лечь на холодную промятую крышу, свернуться там калачиком, но смутилась перед братом и топнула ногой по окну. Трещины разрослись до краёв, стекло согнулось, вышло из пластиковой квадратной рамы. Таня медленно выползла, схватила за руку Колю, придержала его голову, пока он вылазил, а затем увидела его абсолютно пустой взгляд. Он тупо смотрел прямо, иногда по сторонам, рассматривал то одну машину, в которой пять минут назад ехал с живыми папой и мамой, то другую, которая убила его родителей. Он понимал, что они умерли, но осознание того, что он их больше не увидит, находилось ещё под какой-то полупрозрачной плёнкой, которая со временем раскроется, и тогда он на несколько лет разучиться радоваться и забудет, что такое радость.