В тот день Лилечка особенно безразлично не откликалась на просьбы позавтракать, умыться. Чертила карандашиком какие-то квадраты, поминала Пифагора и теребила тонкие волосы, давно свалявшиеся колтунами. Внучка сидела на ковре, наряжала кукол, когда Александр уговаривал жену пойти прогуляться, но прежде съесть хотя бы яблоко. Артем наверху в одиночестве пил всю ночь. Вечером был коньяк и опять коньяк, потом оставшаяся с какой-то вечеринки початая бутылка виски, утро он встретил бутылкой шампанского. Шампанское любила супруга, сбежавшая жена, сучка, стерва, не мать, запросто бросила ребенка, прихватила преподнесенные на свадьбу акварели Бенуа. Он не мог определиться, что именно бесило его больше всего. Открыл следующую бутылку шампанского, вышел на балкон. Свесился через перила и бессмысленно смотрел вниз, бутылка выпала из рук. В квартире снизу Александр хватился пистолета, но он исчез из ящика стола. Артем проследил за разбившейся вдребезги бутылкой и, неуклюже переваливаясь следом, выстрелил себе в висок. Лилечка инстинктивно пригнулась от хлопка за окном, зажала уши ладошками.

Дальше закрутилось еще быстрее. Лилечка вдруг очнулась, восстала из сна, замешанного на астрологии, вуду и других темных знаниях, и обвинила мужа в убийстве единственного сына, ее кровинушки. Александр пытался вспомнить, когда сын заходил в последний раз, и когда пропал пистолет. Совершенно подавленный, он старался успокоить жену, подносил капли. Она отшвыривала протянутую чашку. Кричала целый день, а потом стихла, легла на диван и умерла. Двойные похороны совершенно лишили Александра сил. Но пришлось спрятать тоску поглубже, заняться внучкой. В обмен на лишение невестки родительских прав и любых претензий на Аню отдал ей дачу в Мамонтовке и выделил сумму, способную удовлетворить даже царствующую особу. Похоже, та была счастлива избавиться от обузы в виде пятилетнего ребенка.

– Вы становитесь опекуном. Анечке сейчас одиннадцать. Она учится в хорошей школе. Это частное заведение с традициями.

– Конечно, в Англии? – не удержался от иронии Гриша.

– В Швейцарии. Действительно хорошая школа. Потом пусть сама выберет университет и профессию. Никаких поблажек. Классическое образование – условие получения наследства, либо ей придется подождать еще десять лет. Но она умненькая девочка. Анна получает пятьдесят миллионов, всю недвижимость и мою коллекцию живописи. Я предполагаю, что через десять лет коллекция потянет на серьезную сумму.

– Насколько серьезную?

– Не жадничайте, Григорий Аркадьевич. Впрочем, уже можно привыкать к Григорию Александровичу, ха-ха. Надеюсь, она станет чуть богаче вас и это не помешает вашей дружбе, все-таки у нее нет больше родственников.

– Какое третье условие?

– Конечно, вы уходите от дел, полностью заметаете следы, не франтите, не привлекаете к себе внимания. Советую пожить в Италии, все-таки ваши предки оттуда. Тихонечко, где-нибудь в Умбрии. Собаку заведите. Только ради бога, не впадайте в сантименты, не ищите других Макуни, наверняка они окажутся какими-нибудь мелкими аферистами. Сидите и думаете, что все это какое-то кино?

– Нет. Я думаю, что вполне заслужил такой поворот.

– А вот заслужил ли его я? Ладно, нам пора. Нотариус ждет.

– Как вы можете мне доверять?

– Я точно знаю, что выиграю. Выиграю по-крупному.

Сотрудники конторы в Акапулько в страхе жались по углам, мексиканское лето пылило жаром за витринными окнами, но внутри было еще жарче. Мераб только прилетел из Лиссабона и в гневе громил офис. Бумаги летели со столов вместе с попадавшимися под руки настольными приборами и рамочками с фотографиями. Молоденькая помощница бухгалтера от ужаса залезла под стол, наивно полагая, что стихия пройдет стороной. Он выволок ее, больно вцепившись в плечо, стоял напротив, тяжело дышал, размахивал мохнатыми ручищами и, как будто, сомневался, не прихлопнуть ли козявку прямо на месте. Но она и слыхом не слыхивала о списанных ста миллионах из какого-то европейского банка. Когда пришло сообщение, что заказ выполнен, он возликовал. Мысль о разнице во времени совершенно не пришла ему в голову, за последнюю неделю он заплутал в часовых поясах, перелетая из Москвы в Никосию и дальше. Но, коль в свидетельстве о смерти, выписанным французским комиссаром и подписанном дежурным доктором, стояло двадцать шестое число, сделка была проиграна. Банк, едва начался рабочий день, списал деньги с депозита и перевел их на счет Макуни. Чертова Метла промахнулся со временем, не уложился в сроки контракта. Работа великолепная, не придерешься, он видел фотографии: аккуратная дырочка в виске, в откинутой руке пистолет, в другой зажаты две тонкие свечи – полная иллюзия самоубийства. Может, у него часы остановились? Что за жизнь, никому нельзя доверять.