«Всегда ли то материя …»
Всегда ли то материя —
что взору нашему является?
Не шепот-трепет ли души,
на полотне запечатленный?
А, может, биенье сердца
чрез нитей путы прорывается?
Иль третий глаз узрит
неведомый меона цвет зеленый?
И коль не Магомет к горе —
с осей земных взлетает Фудзияма,
Чтоб духом стать и переплавиться
в божественный стежок.
И мечутся меж рябью штиля
и девятым валом все океаны,
И космос от нетерпенья
явиться в чуде Куботы – изнемог.
Сама Вселенная то глубоко
вдохнет, то снеги выдохнет,
Чтобы беззвучно пасть
на холст волшебный кимоно.
Материя струится сквозь
времена мятежным ливнем —
Чтоб на века остановиться
в стежке божественном одном.
«И омут неминуемый…»
И омут неминуемый,
непререкаемый – материя —
То поглощает с головой,
то взмахом крыльев озарит.
И с ненасытностью
голодного неутолимо зверя
Притягивает молча
и всевластно, что магнит.
То вдруг прикинется
снежинкой невесомой,
А то вмиг рухнет маревом
океанической волны:
И непритворно по свету
шляется смиренный зомби,
В бессилье изнемогший
от неожиданной войны.
В какой из мигов тех
материю испьет душа поэта
И остановит дерзостно-
божественным стежком?
Перед Твореньем застыл художник,
не споря, не требуя ответа.
Неповторимый миг – душой материю
пленить. Все прочее – потом…
«То не рука, но вихрь энергий светлых…»
То не рука, но вихрь энергий светлых
священнодействует иглою:
Взовьются – ниспадут, на миг мир озарят —
таинственно померкнут.
А над холстом застыл художник
утомленный со склоненною главою —
Весь мука и страданье: энергий глас
неслышный – расслышал верно ль?
Биенье сердца – с ритмом
волн святых – совпало ли?
Достаточно ль скромна —
не своевольна ли в руке – игла?
И Космос – отзовется ли —
таинственными далями?
Расступится ль пред третьим
глазом невопрошаемая мгла?
Отдаст ли цвет материи все
вздохи-глуби сокровенные?
Прольется ли животворенья воля
иль необъяснимо замолчит?
О, сколько муки ты несешь
в себе, материи явление!
А для души непосвященной ты —
лишь глагол, парча иль ситец,
незыблемый гранит…
«И только плачущая вишня…»
И только плачущая вишня
грациозно, одиноко
Грустит и на ветру
симфонию любви трепещет.
И небо согревает печальны
ветви синим взором,
И бесконечностью своею
заполняет одинокий вечер.
Прошелестит, второй печали
вторя, ветерок весенний,
А там готовится сочувственно
в ночи вздохнуть луна…
Быть может, вишне так
понравится грустить на синем,
Что, собственной красой
опьянена, навек останется одна…
«Веселая весенняя Вселенная…»
Веселая весенняя Вселенная
воинственно восстала
Вся и до дна, и без изъянов,
сокращений и купюр:
То синью туч клубится —
то весен синих снами тает
Прозрачно-призрачный,
тончайший кимоно гипюр.
То осень встретится с зимой
на полотне безропотном,
То океан застынет, то
несговорчивой пойдет волной,
То успокоится душа в стежке,
а то усвоит стежка ропот,
То скроется в рисунке, то —
станет вдруг сама собой.
И что материя Куботы
прольет несуетно Вселенной:
То ль шепот, робкое
дыханье одинокой вишни?
А то ль – дыхание души
художника вольно-весеннее?
Иль к ветке вишни плачущей
поэта память приникнет?
О, нет, материя и не мертва,
и не безмолвна, не уныла.
И где границы духа и материи —
вопросов всех вопрос.
И что в природе – дерзостно
пробившийся ручей из ила?
И что на светлом полотне
Куботы – тихий-тихий плес?..
«Нет, то не кимоно …»
Нет, то не кимоно —
преображение материи,