нно
пред Творением застыл:
И любовался, любовался – листом
и веткой, волной и камнем.
И человека – транжиру и растратчика
материи – заведомо простил.
«Соделал – и застыл пред…»
Соделал – и застыл пред
красотою плоти обреченно:
Она белела и молилась,
трепетала, волновалась, и – жила.
В бессилии перед матерьи чудом
застыл всесильный Бог-художник.
Он из земнаго праха в плоть
лилейную одел любимое дитя…
Ну, а затем – в лице дыханье
жизни вдунул вдохновенно —
Чтобы молилось Богу, в плоть
облекая из души идущие слова.
И коли встретятся материя и слово,
душа молитвенно благоговеет…
Материя затем и родилась, чтоб
Бога трепет – она в слова
изнемогла?
«Не спорю, дух крылат, высок…»
Не спорю, дух крылат, высок,
восторжен и прекрасен,
Но материалом для Творенья
Бог материю избрал.
Быть может, Логос сокровенный
высказать отчаявшись,
Явленья Духа – Он вдохновенно
плотью рассказал…
Материя сопротивлялась
и мерцала, ускользая,
Восставала иль, притворившись,
пушистым зайчиком была.
Бог все сказать не успевал – она
сама само-отверженно сказала.
Бог джина из бутылки выпустил!
Материя своею жизнью зажила…
«Дух бодр – плоть немощна…»
Дух бодр – плоть немощна.
Но ты, материя, прекрасна!
Чело и очи, глаза и вежды,
выя и румянец трепетных ланит.
И воспылал бы дух в груди,
коли б не солнце красно,
Что волей Господа сквозь
муку-сумрак дней горит?
Материя для духа – не пленница
и не блестящая оправа.
Плоть немощна – дух бодр. Но
в здравом теле здравый дух.
И пусть, и пусть материя —
божественно бал правит,
Чтоб огнь духа – вне сосуда
божественного – не потух!
«А розовые облака на небе голубом …»
А розовые облака на небе голубом —
То – плоть иль дух?
А заключенная в объятья рук любовь —
То рук – иль солнца круг?
А мысль, мир стихом
пронзившая из двух сердец —
То – дух иль плоть?
И как, и как – мне
выковать божественный венец —
Из чуда слов?!
ПЛОТЬ БЛАЖЕННАЯ
ВИТАЕТ ДУХ
БОЖЕСТВЕННОЙ ЯПОНИИ
Чудо
ИТИКУ КУБОТЫ
Цикл
«Материя Куботы живет и дышит…»
Материя Куботы живет и дышит
и трепещет вдохновенно:
Быть может, ками все вспорхнули,
ветра дуновением гонимы,
Быть может, Фудзи священные
разверзла недра на мгновенье,
В художника переливая
мощнейшие подпочвенные силы.
Быть может, просто, тихо он
взглянул в глаза природе,
Сил не жалея, не щадя —
ни первых два, ни третий глаз:
Стоит и ждет, когда ледок
легонько сопки подморозит…
Вот тут бери ее, живою – и воплощай
на холст. Дар Бога – глаз-алмаз…
«Витает дух изысканной Японии…»
Витает дух изысканной Японии
Во взмахе дерзком
крыльев кимоно —
То ками засмеются, то
вострепещут молнии:
То не одежды – то краев
божественных панно.
Мерцает дух божественной Японии
Во взоре тихом
сокровенно-пленных глаз.
То тайну бытия
на землю боги пролили —
Из-под ресниц и челки
угольный горит алмаз.
Струится дух пленительной Японии
В цветах сакуры
и в живом саду камней.
И лепестки, и камень,
как святыню, помнят
Труды Аматерасу и
нежных ками светлый смех.
И дышит дух неувядающей Японии
Во взмахе
нежном крыльев кимоно:
Волшебной икебаны
росчерк душисто-тонкий,
В рубин изысканно
оправлено небес окно.
«Материя Вселенной вспыхнула…»
Материя Вселенной вспыхнула,
Вспорхнула и застыла полотном.
Осиротевший Космос замерцал уныло
И загрустил о чем-то, о своем.
Материи Вселенной
нет запретов и преград —
Она ручной в руке
художника становится.
А сквозь нее подснежники
таинственно глядят,
И, ее приветствуя, во льдах
застыло – лесное озерцо.