Город тоже изменился. После той яростной грозы он словно выцвел. Краски поблекли, звуки приглушились. Рекламные щиты – многие из которых были его собственными творениями – кричали в пустоту, их яркие призывы казались истеричными и неуместными в этой атмосфере всеобщего безразличия. Даже вечная автомобильная пробка, этот символ неутомимой городской жизни, казалась какой-то вялой, словно машины застревали не из-за заторов, а из-за внезапной потери смысла движения.

Именно в один из таких дней, когда воздух в офисе казался особенно тяжелым и безжизненным, его секретарша, Меган – женщина, чья улыбка была таким же офисным атрибутом, как степлер, – сообщила ему почти шепотом, что его ожидает некая доктор Эвелин Рид. Журналист-расследователь. Тема: «Аномальные когнитивные явления в условиях постиндустриального мегаполиса». Джулс поморщился. Звучало как название диссертации, которую никто никогда не прочтет.

Он принял ее в малом конференц-зале – стеклянной коробке с видом на такой же стеклянный и бездушный пейзаж. Доктор Рид оказалась женщиной лет тридцати пяти, с копной непослушных темных волос, которые явно не знали ни лака, ни салонной укладки, и пронзительными серыми глазами, которые смотрели на Джулса так, будто он был не венцом творения рекламной мысли, а особенно любопытным образцом плесени под микроскопом. Одета она была в нечто практичное и немаркое, что в мире Джулса было равносильно вызову.

«Мистер Вэнс, – начала она без предисловий, ее голос был низким и лишенным тех заискивающих интонаций, к которым он привык, – я изучаю недавний всплеск… скажем так, специфических расстройств. Люди теряют инициативу, мотивацию, способность к творческому мышлению. Некоторые называют это „синдромом выгорания 2.0“, но я думаю, дело глубже».

Джулс изобразил на лице идеально дозированное сочувствие, приправленное легким скепсисом. «Звучит удручающе, доктор Рид. Но не уверен, чем могу быть полезен я или моя компания. Мы продаем мечты, а не лечим от кошмаров реальности». «Хотя, по сути, это одно и то же», – добавил он про себя.

«Ваша компания, мистер Вэнс, – глаза Иви сверкнули, – как и многие другие, формирует эту самую реальность. Или, точнее, ту иллюзию, которую люди принимают за реальность. Вы создаете желания, вы ими управляете. Мне интересно, заметили ли вы какие-либо изменения в… потребительском аппетите?»

Джулс усмехнулся. «Аппетит у потребителя всегда волчий, доктор. Меняется только меню. Сегодня они хотят одного, завтра – другого. Наша работа – угадывать и предлагать. Иногда мы ошибаемся, конечно». Он вспомнил провал «Душевного Дружка» и неприятный холодок пробежал по спине.

«Я говорю не об ошибках, мистер Вэнс. Я говорю о полном отсутствии аппетита. О людях, которые перестают хотеть. Вообще. Словно из них… выкачали сам механизм желания. Я называю это „сонным истощением“. Как будто их внутренние миры, их сны, если хотите, становятся… пустыми».

Слово «пустыми» эхом отозвалось в сознании Джулса, наложившись на воспоминание о его собственном «чистом листе» в конференц-зале «Зенит». Он почувствовал, как немеют кончики пальцев.

«Интересная теория, доктор, – он постарался, чтобы его голос звучал максимально безразлично. – Почти… поэтично. Но боюсь, это скорее область психиатрии, а не маркетинга. Мы работаем с цифрами, трендами, фокус-группами. Не с метафизикой».

Иви Рид наклонилась вперед, ее взгляд стал еще более пристальным. «Цифры, говорите? А как насчет цифр, показывающих резкое падение продаж товаров категории „люкс“? Снижение посещаемости развлекательных мероприятий? Падение рейтингов даже самых популярных шоу? Люди перестают покупать не только дорогие безделушки, мистер Вэнс. Они перестают покупать эмоции. Они перестают покупать отвлечения. Это не похоже на обычный экономический спад. Это похоже на… на медленное угасание сознания».