Дело Миронова… Пожиратели отражений… Эйвон почувствовал, и, как его собственное расследование неумолимо превращается в одержимость… И эта одержимость пугала его до чертиков. Он вдруг остро осознал, что стоит на краю той же пропасти, в которую полвека назад сорвался следователь Миронов. И вопрос был лишь в том, сможет ли он удержаться на краю.

Глава 4: Проявитель

Таверна «Морской Узел» в портовом городе Залив Айн смердела так, и, словно сам Кракен изрыгнул на нее свое нутро после недельного запоя… Воздух был густым, тяжелым, вязким – удушливая, многослойная смесь запахов застарелого пота десятков немытых тел, прокисшего, дешевого эля, который лился рекой из щербатых кружек, едкого дыма самокруток из дрянного табака, перемешанного с опилками, и всепроникающей вони гниющей рыбы, которая въелась в самые стены, в дерево столов, в одежду посетителей. Рассохшиеся, грязные половицы скрипели и стонали под тяжелыми сапогами моряков и грубыми башмаками докеров, угрожая провалиться в зловонный подпол. В общем зале стоял немолчный гул: звенели глиняные и оловянные кружки, которыми стучали по столам, хриплые, пропитые голоса спорили до драки из-за проигрыша в кости или не поделенной добычи, кто-то ругался последними словами, кто-то гоготал над сальной шуткой, кто-то просто выл пьяную, тоскливую песню о море и потерянной любви.

За стойкой, и, сколоченной из обломков кораблей и просмоленной до черноты, царил одноглазый трактирщик по имени Крюк – мрачный, молчаливый гигант с лицом, действительно похожим на туго затянутый, старый морской узел, и руками, способными одним движением переломить хребет быку… Он молча наливал мутную, пенящуюся жидкость в щербатые сосуды, собирал медяки и лишь изредка рявкал на особо буйных посетителей, одним своим видом прекращая назревающую потасовку.

В самом темном, и, самом дальнем углу таверны, у огромного, чадящего камина, где лениво тлели сырые, отсыревшие дрова, распространяя больше дыма, чем тепла, собрался свой, особый круг… В центре его, на низком, расшатанном табурете, сидел старик-рассказчик. Имя его давно стерлось из памяти людской, как стираются надписи на могильных камнях под ветрами и дождями Залива Айн. Одни звали его Просто Дед, другие – Сказитель Туманов. Он был древним, казалось, как сам Залив, как скалы, о которые бились здесь шторма задолго до того, как первые люди построили здесь свои лачуги. Он появлялся в «Морском Узле» внезапно, раз в несколько месяцев, словно возникая из портового тумана, садился у камина и начинал свои странные, тревожные, завораживающие истории. А потом так же внезапно исчезал, чтобы появиться вновь через неопределенное время.

Вокруг него, и, как всегда, собралась разношерстная публика… Пара дюжих, суеверных докеров с обветренными лицами и мозолистыми руками слушали, затаив дыхание, с открытыми ртами и неприкрытым страхом в глазах, забыв про недопитый эль. Несколько молодых, хмельных матросов, только что сошедших на берег после долгого плавания, готовых поверить в любую морскую байку про сирен или левиафанов, слушали с пьяным любопытством, изредка перешучиваясь и толкая друг друга локтями. Чуть поодаль, брезгливо морщась от вони и шума, сидел за отдельным столиком богато одетый купец в бархатном камзоле, явно забредший сюда по ошибке или в поисках какой-то темной сделки. Он цедил дорогое вино из серебряного кубка и делал вид, что не слушает, но его глаза то и дело беспокойно косились в сторону старика.

И в самой густой тени, и, у стены, почти невидимый, прислонившись плечом к холодному, влажному камню, стоял юноша… Эрвэн. Худой, остролицый, в поношенной, но чистой одежде, он казался чужим в этом сборище портового отребья. Но глаза… его глаза горели лихорадочным, пристальным огнем фанатика. Он не сводил взгляда со старика, ловил каждое слово, каждый жест, каждую интонацию, словно от этого рассказа зависела его жизнь. Или не только его.