Пограничье двух миров Вячеслав Абрамов

Глава 1

Меня зовут Алексей. Мне двадцать семь.

Я родом с северного побережья, где море – не просто стихия, а живая плоть, вздымающаяся под ногами и дышащая ледяным паром. Я вырос под свист ветров и хруст льдин в проливе. И всё же, даже с моим морским прошлым, я не был готов к тому, что случилось тогда.

Торговый корабль «Заря» покинул Сахалин ранним утром. Цель была простая – пересечь воды на юг, чтобы доставить груз редких мехов, соли и древесины. Капитан Лавров – старый морской волк, с глазами цвета угля и голосом, будто проржавевшая цепь, – уверял, что маршрут безопасен. Сезон был тихий. Прогноз благоприятный. Но что-то с самого начала было не так.

Сразу после выхода из бухты небо начало тускнеть, хотя было ещё утро. Тучи надвигались со скоростью, не свойственной этому времени года, будто кто-то гнал их с яростью. Через несколько часов горизонт исчез. Исчезло солнце. Исчезло небо.

А потом пришёл он.

Шторм.

Не шторм – безумие. Нечто дикое и чуждое. Волны были не волнами, а стенами воды, срывающимися в бездну. Корабль трещал, как старая кость, которую кто-то хотел сломать пополам. Палубу скребло чем-то невидимым, будто когтями. Ветер завывал – и я готов поклясться, это было не просто завывание. Он говорил. Кричал. Шептал каждому из нас.

Я стоял, вцепившись в мокрый канат, и чувствовал, как корабль теряет волю. Он больше не слушался руля. Мы плыли туда, куда указывала безумная сила.

Ко мне подбежал капитан. Его лицо, обычно каменное, сейчас было искажено страхом.

– Алексей! – закричал он, перекрывая вой бури. – Ты видишь это?! Я тридцать лет в море, но такого… – он осёкся, оглядываясь. – Это не шторм. Это… это что-то другое. Не чистые силы, слышишь меня?! Нам конец!

В тот момент я почувствовал, как под нами исчезает контроль. Корабль стал живым – дёргающимся, страдающим существом, которое несло нас в неизвестность. Сломались паруса, мачты скрипели, как будто плакали.

Экипаж… чёрт возьми. Люди начали вести себя странно. Механически. Будто их разум вышел за пределы палубы. Кто-то смотрел в одну точку, не мигая. Кто-то шептал себе под нос – и не на русском, не на каком-либо языке, который я знал. Один из молодых матросов начал молиться, но в какой-то момент его молитва превратилась в бормотание, будто он говорил с кем-то рядом. С кем-то, кого не было.

Я видел, как по палубе ползла тень. Но не от нас, не от фонарей – тень, у которой не было источника.

А потом всё прекратилось.

Неожиданно. Как щелчок.

Тишина.

Шторм исчез, словно его и не было. Волны исчезли, ветер исчез. Но и берегов не было. Ни солнца. Ни неба.

Только туман.

Слепой, вязкий, как молоко. Он окружал нас со всех сторон, заглушая даже мысли. Мы не знали, где мы. Сколько прошло времени. День? Два? Неделя?

А потом кто-то заметил огонь.

Вдалеке. На воде. Как будто чья-то ладья шла сквозь этот туман, и огонь на ней не гас.

Я знал: всё изменилось.

И назад дороги уже не будет.

…Когда туман стал рассеиваться, я уже знал: что-то здесь не так.

Не наши это земли.

Это чувствовалось кожей, костями, нутром. Воздух был плотнее, тяжелее, как будто пропитан чужими снами. Солёная вода пахла иначе – не как знакомый север, а как что-то древнее, давно забытое и враждебное. Небо над нами было не голубым, а с едва заметным янтарным оттенком, будто в нём растворена кровь.

Я был прав. К несчастью.

Когда пелена окончательно растаяла, команда сбежалась на палубу. Нас осталось семеро. Только семеро из двадцати. Остальные… Кто-то сошёл с ума. Бормотали себе под нос, отказывались от воды, пищи, от всего живого. Как будто уже были мертвы. Они умерли с пустыми глазами, глядя в никуда. Трое выпали за борт – никто даже не понял когда и как. Их просто не стало.

Капитан Лавров, увидев вдалеке очертания земли, упал на колени. Он, суровый, молчаливый, как гранит, впервые в жизни заплакал.

– Ура… – прохрипел он, срывая голос. – Неужели всё… закончилось?..

Я положил руку ему на плечо.

– Рано радоваться, капитан, – сказал я тихо. – Мы не знаем, куда попали. И не факт, что отсюда есть выход. Я чувствую что-то… не то.

Он замолчал. Его плечи подёрнулись дрожью. Он медленно встал с колен и пробормотал:

– Прав ты, Алёшка. Не знаю, что на меня нашло.

Я усмехнулся, вытирая губы от солёной пены.

– Да сам рад, что этот проклятый шторм позади. Хоть на ногах стоять можно, и то чудо.

Мы с остальными подошли к носу судна. Берег вырисовывался всё чётче, и тогда мы увидели их.

Фигуры.

Сначала просто силуэты. Люди. Много. Стояли неподвижно, как тени, вырезанные из камня. Было невозможно сосчитать, сколько их, но ясно было одно – это не русская земля. Их одежда, их осанка, даже то, как они держались – всё говорило о чужом мире.

И вот тогда, без предупреждения, с маленькой лодки, что скрывалась в тумане, по нам открыли огонь.

Огонь не из пушек, не из ружей. Нет.

Огненные стрелы. С тихим воем они взмывали в воздух, как кометы, оставляя за собой дымный шлейф, и с шипением втыкались в древесину нашего измотанного корабля.

Мы рассыпались по палубе, кто куда. Один из наших – Семёнов – получил стрелу в плечо и закричал, словно зверь. Запах палёного дерева и смолы наполнил воздух. «Заря» вспыхнула не как судно – как факел. Пламя взлетело к небу, голодно облизывая мачты, будто давно ждало момента родиться.

Из лодки раздались крики. Громкие, чужие. Языка мы не поняли, но он звучал отрывисто, резко, как удары по металлу.

Капитан схватил меня за рукав.

– Это азиаты… – прошептал он, глаза расширились от ужаса. – Их речь… похожа на японскую…

– Японцы? – переспросил я, впервые услышав это слово. – Никогда не слышал. Что ты о них знаешь?

Он побледнел.

– Почти ничего. Закрытая страна. Воинственная. Не любят чужаков. Кто попадёт к ним… тому, может, «повезёт» – попадёт в рабство. Остальные – мертвецы.

Я усмехнулся, приподнял бровь.

– Ну, такое «везение» мне не к лицу. Уж лучше погибнуть с топором в руках , чем жить в цепях.

Огонь жрал наш корабль жадно. Пламя подбиралось к трюму, где хранилась бочка с порохом. Я понял – если не прыгнем сейчас, больше шансов не будет.

– В воду! – крикнул я.

И мы прыгнули.

Холод резанул меня, как нож. Мгновенный, пронзительный, до самого мозга. Грудь сжалось, дыхание оборвалось. Я пытался плыть, но тело не слушалось. Всё, что осталось во мне – это тьма. Она подкралась к глазам, как вуаль.

Сознание померкло.

И я пошёл ко дну.

…Меня выбросило на берег.

Я лежал с закрытыми глазами. Тело казалось чужим, словно я был из песка и ветра, а не из плоти. Кожа липла к мокрой одежде, пальцы дрожали от холода. Вода всё ещё шумела в ушах, как будто внутри черепа плескались волны.

Но сквозь этот водяной звон я начал различать голоса.

Грубые. Резкие. Ругательные – так показалось. Они скакали от хриплого баса к визгливому крику. Я не понимал ни слова, но чувствовал – спор. Возможно, обо мне. Возможно, о чём-то, что я даже представить не мог.

Я медленно приходил в себя. Голова была словно расколота надвое – больно до тошноты. Даже после недельных запоев дома, у отца с матерью и братом, такого со мной не бывало. Тогда, в деревне, после тяжёлой работы, бывало, выпивали по чарке зельца с медом , да под селёдочку. Настойка была тёплая, как душа. Здесь же всё было чужое. Сырость, холод, и злой, острый воздух.

Я открыл глаза.

Передо мной стояли четверо. Молча, ровно. Как стража.

Одеты в странные доспехи – не такие, как у русских солдат, и не как у европейцев. Пластины, ремни, тёмные ткани, металл, сверкавший в утреннем свете. Лица были закрыты масками – страшными, звероподобными, и только узкие тёмные глаза смотрели на меня сверху вниз.

Я даже не сомневался.

Азиаты.

Капитан был прав. И чёрт бы его побрал – не хотелось, чтоб он оказался прав именно в этом.

Один из них заметил, что я пришёл в сознание. Сделал шаг вперёд, резко ткнул в меня пальцем и что-то закричал. Его голос звучал, как удар по меди – резкий, отрывистый. Он будто бросал слова мне в лицо, будто обвинял, или… издевался? Интонация прыгала – сначала вниз, потом вверх, как у человека, спорящего сам с собой.

Я не понимал. Совсем. Ни слова. Ни намёка. Но чувствовал в этом голосе что-то… звериное. Не человечность. Не сочувствие.

– Ну, – пробормотал я, едва слышно, – и язык у вас… чёрт бы его понял. То ли обзываешься, то ли извиняешься…

Двое других переглянулись. Один чуть склонил голову, другой опустил руку на рукоять меча – длинного, странно изогнутого. Мне стало нехорошо. Очень нехорошо. Я лежал, как рыба, выброшенная на берег, а передо мной стояли хищники.

Я не знал, кто они, что за земля это, и как далеко я от дома. Но нутром чувствовал – всё только начинается.

Меня резко подняли. Грубо, без церемоний. Один из них поставил меня на колени, как перед казнью. Двое других крепко держали за руки – в их хватке не было сомнений. Каменные пальцы, как тиски. Четвёртый, судя по всему, старший среди них, присел рядом. Его лицо было закрыто шлемом, но глаза – узкие, колючие, как иглы – смотрели прямо в мои. Пронзительно, цепко. Он начал говорить.

Жестикулировал, тыкал пальцем в моё лицо, что-то выкрикивал. Язык сыпался, как острые камни – грубый, резкий, неприятный. Интонации прыгали, менялись, будто он пытался достучаться до меня кулаками слов. Его злость не была игрой. От него веяло настоящей, древней яростью.