Но…


Что-то было не так.

Слишком всё было… гладко. Как будто неестественно. Как будто по чьей-то воле.


Вдруг внутри мелькнула мысль – а где мои товарищи? Где корабль? Где капитан?

Я положил пирожок.

– А где… остальные? – спросил я, и голос мой прозвучал чуждо, как во сне.


Мама улыбалась, но глаза её вдруг наполнились тенью.


Батя отвёл взгляд.

И тут меня ударило.

Нет. Это не может быть.

Я вскочил.

– Где я?! – закричал, и в тот же миг всё вокруг затряслось. Изба потемнела, солнце исчезло, стены словно развалились на глазах. Всё стало сыпаться, рушиться, исчезать…



Я очнулся.

Лицо в грязи. Рот полон пыли. Глаза жгло от солнца.

Меня тащили.

Я был привязан за ноги к лошади. Канат врезался в кожу. Спина горела от трения. Песок и мелкие камни резали, как ножи. Я попытался пошевелиться – тело не слушалось.

Только голова. Я поднял её, насколько мог, и увидел впереди фигуры – самураи. Один верхом. Остальные рядом, пешком.

Меня тащили как мешок. Как трофей. Или хуже – как животное.

Я попытался крикнуть, но голос вышел хриплым, как у умирающего.

Деревья мелькали мимо. Где-то далеко раздался крик – человеческий. Может, кто-то из моих. Может, ещё кто-то жив. Или я просто хотел в это верить.

Слёзы выступили на глазах – не от боли, нет.

От того, что родной дом, мама, батя, брат… были только сном. А реальность – вот она. Рвёт кожу и тянет тебя куда-то, где уже не человек, а просто пыль на дороге чужой земли.

Я открыл глаза и стал вертеть головой, сколько мог. Песок, камни, редкие кусты – всё мелькало в одну сторону. Лошадиная походка ритмично встряхивала меня, и каждый рывок отзывался болью в ребрах. Пыль попадала в нос, в рот. Я пытался рассмотреть хоть кого-нибудь из своих, хоть одну знакомую фигуру, но всё было пусто. Только чужие люди вокруг, чужая земля под телом, и будто небо над головой тоже стало не моим.

Я остался один.

Сердце сжалось. Словно внутри кто-то потянул за тонкую струну, что связывала меня с домом.


Я лежал в пыли, как падаль, и думал: "Вот и всё, Алёшка. Это конец. Ты потерян, выброшен из мира, в который больше не вернёшься."

Меня накрыла такая тоска, что я едва не задохнулся. Хотелось закрыть глаза и больше не открывать. Просто исчезнуть, раствориться в этой дороге, в этом песке. Чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать.

Но тут… как будто кто-то положил руку на моё плечо – тёплую, сильную. Я вспомнил. Вспомнил разговор с отцом, когда мне было десять. Он тогда вернулся с войны. Я сидел на крылечке, грустный, молчал. И спросил:

– Батя, ты думал, что не вернёшься домой?

Он присел рядом, обнял и сказал:

– Сынок, я каждый день думал о вас. Не было ни дня, чтобы не вспоминал мамку, тебя, брата. Но я никогда не позволял себе сдаться. Ни на фронте, ни в плену, нигде. Я твердил себе: "Я пробьюсь. Вернусь. Пройду сквозь всё, что уготовила мне судьба."


– А если бы не получилось? – спросил я.


Он улыбнулся.


– Значит, умер бы, но стоя, не сдавшись. А пока жив – я иду вперёд.

Эти слова прозвучали у меня в голове так ясно, будто он сейчас рядом.

Слеза прокатилась по щеке. Теплая. Настоящая. Я закрыл глаза и прошептал, почти беззвучно:

– Да, батя… Я помню. Я постараюсь. Вернусь.


Сколько бы ни прошло времени. Сквозь всё. Сквозь ад, если надо.

И в ту же секунду во мне вспыхнул огонь. Тихий, но упрямый. Глубоко внутри. Я не знал, где нахожусь, кто эти люди и что они со мной сделают. Но теперь я знал точно: я не сдамся .

Пусть они тащат меня, пусть считают меня побеждённым. Они не знают, что во мне живёт кровь тех, кто шёл сквозь зимы, войны и пожары. Кто падал – и вставал.

И я встану.

Я улыбнулся сквозь боль. И про себя прошептал: